Бѣлыя клавиши въ сердцѣ моемъ
Стонутъ, и плачутъ, живутъ подъ ударами,
Думы встаютъ и кричатъ о быломъ,
Память дрожитъ, уронивши альбомъ,
Тяжкій альбомъ, переполненный старыми
Снами, мечтами о счастьи святомъ!
Плачь! я не вынесу смѣха притворнаго!
Плачь! я не вынесу дерзкихъ рѣчей!
Здѣсь ли, во мракѣ безстыдныхъ ночей,
Долженъ я встрѣтить одинъ изъ лучей
Лучшаго прошлаго, дня благотворнаго!
Робко, какъ воръ, выхожу, одинокъ,
Путникъ безвременный, гость убѣгающій.
Съ ласковой лаской скользитъ вѣтерокъ,
Мѣсяцъ выходитъ съ улыбкой мигающей.
Городъ шумитъ, и мой домъ недалекъ…
Блекни въ сознаньи, послѣдній вѣнокъ!
Что́ мнѣ до жизни чужой и страдающей!
1895.
Белые клавиши в сердце моем
Стонут, и плачут, живут под ударами,
Думы встают и кричат о былом,
Память дрожит, уронивши альбом,
Тяжкий альбом, переполненный старыми
Снами, мечтами о счастье святом!
Плачь! я не вынесу смеха притворного!
Плачь! я не вынесу дерзких речей!
Здесь ли, во мраке бесстыдных ночей,
Должен я встретить один из лучей
Лучшего прошлого, дня благотворного!
Робко, как вор, выхожу, одинок,
Путник безвременный, гость убегающий.
С ласковой лаской скользит ветерок,
Месяц выходит с улыбкой мигающей.
Город шумит, и мой дом недалек…
Блекни в сознаньи, последний венок!
Что мне до жизни чужой и страдающей!
1895.
