Бѣлыя клавиши въ сердцѣ моемъ
Робко стонали подъ грубыми пальцами,
Думы скитались въ просторѣ пустомъ,
Память безмолвно раскрыла альбомъ,
Тяжкій альбомъ, гдѣ вседневно страдальцами
Пишутся строфы о счастьи быломъ…
Смѣха я жаждалъ, хотя бъ и притворнаго,
Дерзкаго смѣха и пьяныхъ рѣчей.
Въ жалкихъ восторгахъ безстыдныхъ ночей
Отблески есть животворныхъ лучей,
Свѣтитъ любовь и въ позорѣ позорнаго.
Въ темную залу вхожу, одинокъ,
Путникъ безвременный, гость неожиданный.
Лица еще не разсѣлись въ кружокъ…
Видъ необычный и призракъ невиданный:
Слабымъ корсетомъ не стянутъ испорченный станъ,
Косы упали свободно, лицо безъ румянъ.
„Дѣвочка, знаешь, мнѣ тяжко, мнѣ какъ-то рыдается.
Сядь близъ меня, потолкуемъ съ тобой, какъ друзья…“
Взоры ея поднялись, удивленье тая.
Что-то въ душѣ просыпается,
Что-то и ей вспоминается …
Это — ты ! Это — я!
Белые клавиши в сердце моем
Робко стонали под грубыми пальцами,
Думы скитались в просторе пустом,
Память безмолвно раскрыла альбом,
Тяжкий альбом, где вседневно страдальцами
Пишутся строфы о счастье былом…
Смеха я жаждал, хотя б и притворного,
Дерзкого смеха и пьяных речей.
В жалких восторгах бесстыдных ночей
Отблески есть животворных лучей,
Светит любовь и в позоре позорного.
В темную залу вхожу, одинок,
Путник безвременный, гость неожиданный.
Лица еще не расселись в кружок…
Вид необычный и призрак невиданный:
Слабым корсетом не стянут испорченный стан,
Косы упали свободно, лицо без румян.
«Девочка, знаешь, мне тяжко, мне как-то рыдается.
Сядь близ меня, потолкуем с тобой, как друзья…»
Взоры ее поднялись, удивленье тая.
Что-то в душе просыпается,
Что-то и ей вспоминается …
Это — ты ! Это — я!
