Ни умолять, ни плакать неспособный,
Я заперъ дверь и проклялъ наши дни.
И вотъ тогда, въ таинственной тѣни,
Явился мнѣ фантомъ женоподобный.
Онъ мнѣ сказалъ: „Ты слышишь ропотъ злобный?
Для книгъ твоихъ разложены огни.
Смирись, поэтъ! мечтанья прокляни
И напиши надъ ними стихъ надгробный!“
Властительно слова звучали, но
Томился взоръ тревогой сладострастной,
Дрожала грудь подъ чернымъ домино,
И вновь у ногъ божественно-прекрасной,
Отвергнутой, осмѣянной, родной,
Я отвѣчалъ: „Зачѣмъ же ты со мной!“
1895.
Ни умолять, ни плакать неспособный,
Я запер дверь и проклял наши дни.
И вот тогда, в таинственной тени,
Явился мне фантом женоподобный.
Он мне сказал: «Ты слышишь ропот злобный?
Для книг твоих разложены огни.
Смирись, поэт! мечтанья прокляни
И напиши над ними стих надгробный!»
Властительно слова звучали, но
Томился взор тревогой сладострастной,
Дрожала грудь под черным домино,
И вновь у ног божественно-прекрасной,
Отвергнутой, осмеянной, родной,
Я отвечал: «Зачем же ты со мной!»
1895.
