Израненной рукой схватившись за карнизъ,
Надъ темной пропастью я трепетно повисъ.
Безстрастно въ вышинѣ печалилась луна,
Стонала вдалекѣ безпечная волна,
И съ этимъ ропотомъ сливалось, въ отдаленьи,
Гитары ласковой унылое моленье.
Я посмотрѣлъ вокругъ. Высокая луна
Въ прозрачной синевѣ блѣдна и холодна.
Окно съ рѣшеткою, окно моей тюрьмы.
А тамъ… безмолвный мракъ и камни въ безднѣ тьмы!
И вспомнилъ я любовь… твое непостоянство…
И пальцы разошлись, — я кинулся въ пространство!
1894.
Израненной рукой схватившись за карниз,
Над темной пропастью я трепетно повис.
Бесстрастно в вышине печалилась луна,
Стонала вдалеке беспечная волна,
И с этим ропотом сливалось, в отдаленьи,
Гитары ласковой унылое моленье.
Я посмотрел вокруг. Высокая луна
В прозрачной синеве бледна и холодна.
Окно с решеткою, окно моей тюрьмы.
А там… безмолвный мрак и камни в бездне тьмы!
И вспомнил я любовь… твое непостоянство…
И пальцы разошлись, — я кинулся в пространство!
1894.
