А если ты сама не дашь, что ждешь на вѣру,
Откажутъ и тебѣ по твоему примѣру.
А. М. Ѳедоровъ.
Взгляни, хозяюшка стремится торопливо
Поймать вдали птенца, который ускользнулъ.
Она оставила ребенка сиротливо,
Гоняется за тѣмъ; но маленькій всплакнулъ,
За матерью бѣжитъ, остановиться молитъ;
Она же ничего не слышитъ, занята
Желаніемъ поймать того, кто своеволитъ.
Такъ гонишься и ты за тѣмъ, что, какъ мечта,
Летаетъ предъ тобой. Я жъ за тобою, плача,
Бѣгу, младенецъ твой, далеко позади.
О, если ждетъ тебя въ погонѣ той удача,
Вернись ко мнѣ тогда, прижми къ своей груди,
И приласкай, какъ мать; за всѣ твои желанья
Молиться буду я—утѣшь мои рыданья.
А. М. Ѳедоровъ.
Отчаянье и радость утѣшеній
Два духа, два любви моей крыла.
Онъ—бѣлокуръ, мужчина, добрый геній,
Она—злой духъ, лицомъ мрачна, смугла.
Чтобъ въ адъ меня скорѣй увлечь, духъ черный,
Склонилъ къ разлукѣ добраго со мной,
И, соблазняя наглостью упорной,
Старается, чтобъ сталъ и онъ иной.
Быть можетъ, ангелъ мой уже низринутъ,—
Не знаю, но могу подозрѣвать.
И если я обоими покинутъ,
То ангелъ мой въ аду. Увы, узнать
Могу тогда ту правду, что хоронятъ,
Когда злой демонъ ангела прогонитъ.
А. М. Ѳедоровъ.
„Я ненавижу“ тихо мнѣ шептали
Ея уста—любимыя уста,
Которыя создать могла лишь Красота.
Жестокія—они словами убивали,
Но жалость нѣжная проникла въ душу къ ней
И сердце тронуло любви моей страданье.
Тогда уста ея въ порывѣ состраданья
Съ обычной краткостью своей,
Прибавили еще два маленькія слова…
И ночь души моей смѣнилъ прекрасный день,
Исчезла темная тоскующая тѣнь,
И радость свѣтлая ко мнѣ вернулась снова.
Съ улыбкой тѣ уста поправили себя;
„Я ненавижу—не тебя“…
Г. Галина.
Зачѣмъ, душа, покорно ты страдаешь,
Перенося позорный плѣнъ страстей,
И дорогой цѣною покупаешь
Ты красоту земной тюрьмы своей?
Ты тратишь жизнь на это украшенье,
А жить, душа, такъ мало намъ дано…
Твой пышный домъ не убѣжитъ отъ тлѣнья;
Червямъ же, право, будетъ все равно.
Нѣтъ, нѣтъ, душа, не будь рабою тѣла,
Но отъ него богатство отнимай,
На счетъ его красы питаясь смѣло,
Себѣ права на вѣчность покупай.
Ты пищи тлѣнной смерти не оставишь,
И смерть погибнуть съ голоду заставишь.
С. Ильинъ.
Моя любовь съ горячкой злою сходна;
Ей надо то, что только длитъ недугъ.
Что аппетитъ больной захочетъ вдругъ,
И это только ей всего дороже.
Мой разумъ, врачъ любви моей, взбѣшенъ,
Что не считалась съ строгимъ предписаньемъ.
Безпомощнымъ меня оставилъ онъ.
Страсть—смерть и ей врачъ не поможетъ знаньемъ.
Утративъ разумъ, я неизлѣчимъ,
Безуменъ отъ тревоги постоянной.
Мои слова и мысли—бредъ туманный,
Безуменъ я и дикъ и чуждъ другимъ.
Вѣдь я клялся,что ты свѣтла, красива,
А ты, какъ адъ, какъ ночь, мрачна и лжива.
А. М. Ѳедоровъ.
О, горе! Для чего глаза такіе мнѣ
Поставила любовь! Ихъ зрѣніе фальшиво.
А если—нѣтъ,—ты, мой разсудокъ, слѣпъ на диво,
И ложно для него, что ясно имъ вполнѣ.
Вѣдь если дивна ты,—о чемъ глаза твердятъ—
Какъ можетъ свѣтъ сказать, что это не красиво.
Иль правы люди всѣ, мое же зрѣнье лживо?
Ахъ, можетъ быть! Вѣдь ихъ потоки слезъ слѣпятъ,
