Не хуже, чѣмъ она, и въ тотъ же цвѣтъ окрашенъ.
Но такъ какъ сходство ихъ въ наружности одной,
То онъ живетъ одинъ, любуясь самъ собой,
И вянетъ въ тишинѣ; изъ розы-жъ добываютъ
Нѣжнѣйшіе духи, что такъ благоухаютъ.
Такъ будешь жить и ты, мой другъ, въ моихъ стихахъ,
Когда твоя краса и юность будутъ—прахъ.
Н. Гербель.
Ни гордому столпу, ни царственной гробницѣ
Не пережить моихъ прославленныхъ стиховъ,
И имя въ нихъ твое надежнѣй сохранится,
Чѣмъ на дрянной плитѣ, игралищѣ вѣковъ.
Когда война столпы и арки вкругъ низложитъ
И памятники въ прахъ разсыплются въ борьбѣ,
Ни Марса мечъ, ни пылъ войны не уничтожатъ
Свидѣтельства, мой другъ, живого о тебѣ.
И, вопреки враждѣ и демону сомнѣній,
Ты выступишь впередъ—и похвала всегда
Съумѣетъ мѣсто дать тебѣ средь поколѣній,
Какія будутъ жить до страшнаго суда.
Итакъ, покамѣстъ самъ на судъ ты не предстанешь.
Въ стихахъ ты и въ глазахъ вѣкъ жить не перестанешь.
Н. Гербель.
Возстань, любовь моя! Вѣдь, каждый увѣряетъ,
Что возбудить тебя труднѣй, чѣмъ аппетитъ,
Который, получивъ сегодня все, молчитъ,
А завтра чуть заря—протестъ свой заявляетъ.
Уподобись ему—и нынче же, мой другъ,
Скорѣй насыть глаза свои до пресыщенья,
А завтра вновь гляди и чувствомъ охлажденья
Не убивай въ себѣ любви блаженной духъ.
Пусть промежутокъ тотъ на то походит море,
Что дѣлитъ берега, куда съ огнемъ во взорѣ
Является что день влюбленная чета,
Чтобъ жарче съ каждымъ днемъ соединять уста.
Иль уподобься ты днямъ осени туманнымъ,
Что дѣлаютъ возвратъ весны такимъ желаннымъ.
Н. Гербель.
Твой вѣрный рабъ, я всѣ минуты дня
Тебѣ, о мой владыка, посвящаю.
Когда къ себѣ ты требуешь меня,
Я лучшаго служенія не знаю.
Не смѣю клясть я медленныхъ часовъ,
Слѣдя за ними въ пыткѣ ожиданья,
Не смѣю и роптать на горечь словъ,
Когда мнѣ говоришь ты: „до свиданья“.
Не смѣю я ревнивою мечтой
Слѣдить, гдѣ ты. Стою—какъ рабъ угрюмый—
Не жалуясь и полнъ единой думой:
Какъ счастливъ тотъ, кто въ этотъ мигъ съ тобой!
И такъ любовь безумна, что готова
Въ твоихъ поступкахъ не видать дурного.
Валерій Брюсовъ.
Избави Богъ, судившій рабство мнѣ,
Чтобъ я и въ мысляхъ требовалъ отчета,
Какъ ты проводишь дни наединѣ.
Ждать приказаній—вся моя забота!
Я твой вассалъ. Пусть обречетъ меня
Твоя свобода на тюрьму разлуки:
Терпѣніе, готовое на муки,
Удары приметъ, голову склоня.
Права твоей свободы—безъ предѣла.
Гдѣ хочешь будь; располагай собой
Какъ вздумаешь; въ твоихъ рукахъ всецѣло
Прощать себѣ любой проступокъ свой.
Я долженъ ждать,—пусть въ мукахъ изнывая,—
Твоихъ забавъ ничѣмъ не порицая.
Валерій Брюсовъ.
Быть можетъ, правда, что въ былое время,—
Что есть,—все было; новаго—здѣсь нѣтъ,
И умъ, творя, безплодно носитъ бремя
Ребенка, раньше видѣвшаго свѣтъ.
Тогда, глядящія въ вѣка былые,
Пусть хроники покажутъ мнѣ твой ликъ,
Лѣтъ за пятьсотъ назадъ, въ одной изъ книгъ,
Гдѣ въ письмена вмѣстилась мысль впервые.
Хочу я знать, что люди въ эти дни
О чудѣ внѣшности подобной говорили.
Мы стали ль совершеннѣй? иль они
Прекраснѣй были? иль мы тѣ жъ, какъ были?
Но вѣрю я: прошедшіе года
Такихъ, какъ ты, не знали никогда!
Валерій Брюсовъ.
