Подобно старику, глядящему съ отрадой
На сына бодраго въ расцвѣтѣ юныхъ лѣтъ,
Униженный судьбой, считаю я усладой
Привязанность твою и дружескій привѣтъ.
Умъ, знатность, красота, богатство—все съ тобою!
Все то, что назвалъ я, и даже, можетъ быть,
Я большія въ тебѣ достоинства открою,
Чтобъ и любовь мою къ нимъ также пріобщить.
Тогда не буду я ни бѣденъ, ни униженъ;
Замѣтенъ и богатъ защитою твоей,
Какъ къ солнцу, къ твоему величію, приближенъ,
Я буду озаренъ огнемъ твоихъ лучей.
Вотъ почему въ тебѣ ищу я совершенства,—
Оно послужитъ мнѣ источникомъ блаженства,
В. Мазуркевичъ.
У музы ли моей не хватитъ для стиховъ
Предмета, если ты даруешь имъ дыханье,
Настолько чудное, что для простыхъ листовъ
Бумаги тягостно такое содержанье?
О, благодарна будь себѣ, себѣ одной
Когда въ моихъ стихахъ ты что нибудь отмѣтишь,
И кто настолько нѣмъ, чтобы не пѣть со мной,
Когда сама какъ мысль высокая ты свѣтишь?
Десятой музой будь, будь выше въ десять разъ
Тѣхъ старыхъ девяти знакомыхъ всѣмъ поэтамъ
И пѣсни чудныя внуши имъ въ добрый часъ,
Чтобы не старились тѣ пѣсни въ мірѣ этомъ.
Пусть съ музой слабою стяжалъ успѣхъ и я,
Здѣсь трудъ созданья мой, а слава вся твоя.
Лейтенантъ С.
О, какъ же я тебя достойно воспою.
Когда ты часть моя и лучшая, я знаю?
И какъ я оцѣнить могу хвалу мою
Когда, хваля тебя, себя я восхваляю?
Хотя бы для того намъ лучше врозь дышать,
Чтобъ не смыкались мы любви единымъ кругомъ,
Разлука, можетъ быть, поможетъ мнѣ воздать
То что воздать тебѣ возможно по заслугамъ.
Какимъ мученіемъ была бъ, разлука, ты,
Когда бы твой досугъ безмолвный и унылый
Не оставлялъ въ душѣ свободу для мечты?
Съ ней часъ невидимо проходитъ легкокрылый,
И ты, разлука, вновь двоихъ разъединя,
О томъ даешь мнѣ пѣть, что не вблизи меня.
Лейтенантъ С.
Возьми себѣ все то, что я люблю, мой другъ!
Но къ прежнему всему не много то прибавитъ:
Вѣдь, все, что могъ бы дать тебѣ любви досугъ,
Уже давно тебя и нѣжитъ, и забавитъ.
Я не могу сердиться на тебя,
Что ты въ дѣлахъ любви владѣешь лучшей долей;
Но грѣхъ тебѣ, когда, влекомый злою волей,
Берешь, что послѣ прочь бросаешь отъ себя.
Я извиню тебѣ покражу, похититель,
Когда ты оберешь и всю мою обитель,
Хотя щипки любви бываютъ тяжелѣй
Всей желчности людской и ярости ихъ всей.
О, сладострастье, зло златящее лучами,
Убей меня, но быть не можемъ мы врагами!
Н. Гербель.
Грѣхи любви, что совершаешь ты,
Изъ сердца вырвавъ образъ мой влюбленный,
Естественны для юной красоты,
Со всѣхъ сторонъ соблазномъ окруженной.
Красивъ ты: ласки нравятся твои;
Ты нѣженъ—ты поддашься обольщенью,
И если ищетъ женщина любви,
Сынъ женщины-ль отвѣтитъ ей презрѣньемъ?
Но всетаки будь сдержаннѣй порой.
Брани красу и сердца легковѣрность,
Ты вовлеченъ вѣдь ими въ грѣхъ двойной,
И знай, ты дважды нарушаешь вѣрность:
Ея—красой своею соблазня,
Свою-же тѣмъ, что позабылъ меня.
Пл. Красновъ.
Она твоя—я не о томъ горюю,
Хотя люблю ее я горячо.
Что ты ея,—объ этомъ слезы лью я:
Тебя утратить мнѣ больнѣй еще.
Измѣнники! васъ все-жъ я извиняю.
Ты полюбилъ ее за то, что я
Ее люблю; она-жъ, тебя лаская,
Нѣжна къ тебѣ, конечно, для меня.
Тебя утрачу—выигрышъ подруги;
Утрачу ли ее—ты пріобрѣлъ.
Теряю я; но вы нашли другъ друга,
И ради васъ мнѣ крестъ мой не тяжелъ.
Вѣдь другъ и я—одно, и я лелѣю
Въ душѣ мечту, что я любимъ лишь ею.
Пл. Красновъ.
