Онъ миръ душевный возвратитъ тебѣ.
Вѣдь, онъ, пріѣхавши, забудетъ думать,
Что должно вновь отправиться въ дорогу.
Тогда его склоню я на поступокъ,
Давно обдуманный въ моемъ умѣ —
И онъ погибъ. Вокругъ его могилы
И вѣтеръ подозрѣнья не дохнетъ;
Да мать сама все случаю припишетъ.
Я вамъ послѣдую — и тѣмъ скорѣе,
Когда меня орудьемъ вы избрали.
Ты угадалъ. Съ тѣхъ поръ, какъ ты уѣхалъ,
Тебя не разъ хвалили за искусство,
Въ которомъ ты, какъ говорятъ, великъ;
При томъ бывалъ и онъ — и ни одинъ
Изъ всѣхъ даровъ твоихъ не возбуждалъ
Въ немъ столько зависти, какъ этотъ даръ,
По-моему послѣдній.
Что за даръ?
На шляпѣ юности пустой цвѣтокъ,
Но также нужный; легкая одежда
Прилична юношѣ, какъ шуба старику;
Тѣмъ — красота, другимъ здоровье нужно.
Здѣсь былъ, два мѣсяца тому назадъ,
Одинъ нормандецъ. Я французовъ знаю:
Самъ былъ въ походѣ противъ нихъ и видѣлъ,
Что на конѣ французы молодцы.
Но этотъ былъ какъ будто чародѣй.
Къ сѣдлу, казалось, онъ приросъ, и лошадь
Къ такимъ чудеснымъ принуждалъ движеньямъ,
Что онъ и конь его какъ будто были
Одно твореніе. Его искусство
Такъ превзошло мое воображенье,
Что я его скачковъ и оборотовъ
Постичь не въ силахъ.
Онъ нормандецъ?
Да.
Ламоръ, клянусь въ томъ жизнью!
Точно, онъ.
Онъ мнѣ знакомъ: безцѣнный перлъ народа!
Разсказывая часто о тебѣ,
Онъ горячо хвалилъ твое искусство
Владѣть мечомъ, въ особенности шпагой.
И восклицалъ: „вы бъ увидали чудо,
Когда бъ ему нашелся въ битвѣ равный“.
Онъ клялся, что бойцы его отчизны
Теряли глазъ и силу, и проворство,
Сходясь съ тобою. Эти похвалы
Ядъ зависти у Гамлета развили,
И онъ желалъ, чтобъ только ты скорѣе
Пріѣхалъ къ намъ, чтобы съ тобой сразиться.
Изъ этого…
Он мир душевный возвратит тебе.
Ведь, он, приехавши, забудет думать,
Что должно вновь отправиться в дорогу.
Тогда его склоню я на поступок,
Давно обдуманный в моем уме —
И он погиб. Вокруг его могилы
И ветер подозренья не дохнет;
Да мать сама все случаю припишет.
Я вам последую — и тем скорее,
Когда меня орудьем вы избрали.
Ты угадал. С тех пор, как ты уехал,
Тебя не раз хвалили за искусство,
В котором ты, как говорят, велик;
При том бывал и он — и ни один
Из всех даров твоих не возбуждал
В нем столько зависти, как этот дар,
По-моему, последний.
Что за дар?
На шляпе юности пустой цветок,
Но также нужный; легкая одежда
Прилична юноше, как шуба старику;
Тем — красота, другим здоровье нужно.
Здесь был два месяца тому назад
Один нормандец. Я французов знаю:
Сам был в походе против них и видел,
Что на коне французы молодцы.
Но этот был, как будто чародей.
К седлу, казалось, он прирос, и лошадь
К таким чудесным принуждал движеньям,
Что он и конь его как будто были
Одно творение. Его искусство
Так превзошло мое воображенье,
Что я его скачков и оборотов
Постичь не в силах.
Он нормандец?
Да.
Ламор, клянусь в том жизнью!
Точно, он.
Он мне знаком: бесценный перл народа!
Рассказывая часто о тебе,
Он горячо хвалил твое искусство
Владеть мечом, в особенности шпагой.
И восклицал: «Вы б увидали чудо,
Когда б ему нашелся в битве равный».
Он клялся, что бойцы его отчизны
Теряли глаз и силу, и проворство,
Сходясь с тобою. Эти похвалы
Яд зависти у Гамлета развили,
И он желал, чтоб только ты скорее
Приехал к нам, чтобы с тобой сразиться.
Из этого…
