Надѣяться, что ваша добродѣтель
Его на путь обычный возвратитъ.
Я то же, государыня, желаю.
Офелія, будь здѣсь. Мы, государь,
Займемъ мѣста свои.
(Офеліи). Вотъ книга, дочь!
Читай для вида: этимъ ты прикроешь
Уединеніе. Насъ должно порицать
За то, что мы — случается частенько —
Святымъ лицомъ и маскою смиренной
И чорта проведемъ.
Какъ тяжело упали мнѣ на совѣсть
Его слова! Лицо красы продажной
Не отвратительнѣй въ сравненьи съ краской,
Его покрывшею поддѣльной красотой,
Чѣмъ грѣхъ мой тяжкій съ лживыми словами!
О, бремя тяжкое!
Укроемся. (Полоній и король уходятъ).
Быть, или не быть? вотъ въ чемъ вопросъ!
Что благороднѣе: сносить ли громъ и стрѣлы
Враждующей судьбы, или возстать
На море бѣдъ и кончить ихъ борьбою?
Окончить жизнь — уснуть,
Не болѣе! И знать, что этотъ сонъ
Окончитъ грусть и тысячи ударовъ —
Удѣлъ живыхъ. Такой конецъ достоинъ
Желаній жаркихъ. Умереть? уснуть?
Но если сонъ видѣнья посѣтятъ?
Что за мечты на смертный сонъ слетятъ,
Когда стряхнемъ мы суету земную?
Вотъ что дальнѣйшій заграждаетъ путь!
Вотъ отчего бѣда такъ долговѣчна!
Кто снесъ бы бичъ и посмѣянье вѣка,
Безсилье правъ, тирановъ притѣсненье,
Обиды гордаго, забытую любовь,
Презрѣнныхъ душъ презрѣніе къ заслугамъ,
Когда бы могъ насъ подарить покоемъ
Одинъ ударъ? Кто несъ бы бремя жизни,
Кто гнулся бы подъ тяжестью трудовъ?
Да, только страхъ чего-то послѣ смерти —
Страна безвѣстная, откуда путникъ
Не возвращался къ намъ, смущаетъ волю.
Фальгіера (Jean-Alexandre-Joseph Falguiere, 1831-1900). |
И мы скорѣй снесемъ земное горе,
Чѣмъ убѣжимъ къ безвѣстности за гробомъ.
Такъ всѣхъ насъ совѣсть обращаетъ въ трусовъ,
Такъ блекнетъ въ насъ румянецъ сильной воли,
Когда начнемъ мы размышлять: слабѣетъ
Живой полетъ отважныхъ предпріятій
И робкій путь склоняетъ прочь отъ цѣли…
Офелія! о, нимфа! помяни
Мои грѣхи въ твоей святой молитвѣ!
Какъ провели вы эти дни, мой принцъ?
Здоровы ль вы?
Надеяться, что ваша добродетель
Его на путь обычный возвратит.
Я то же, государыня, желаю.
Офелия, будь здесь. Мы, государь,
Займем места свои.
(Офелии). Вот книга, дочь!
Читай для вида: этим ты прикроешь
Уединение. Нас должно порицать
За то, что мы — случается частенько —
Святым лицом и маскою смиренной
И черта проведем.
Как тяжело упали мне на совесть
Его слова! Лицо красы продажной
Не отвратительней в сравнении с краской,
Его покрывшею поддельной красотой,
Чем грех мой тяжкий с лживыми словами!
О, бремя тяжкое!
ет.
Укроемся. (Полоний и король уходят)
Быть, или не быть? вот в чем вопрос!
Что благороднее: сносить ли гром и стрелы
Враждующей судьбы или восстать
На море бед и кончить их борьбою?
Окончить жизнь — уснуть,
Не более! И знать, что этот сон
Окончит грусть и тысячи ударов —
Удел живых. Такой конец достоин
Желаний жарких. Умереть? уснуть?
Но если сон виденья посетят?
Что за мечты на смертный сон слетят,
Когда стряхнем мы суету земную?
Вот что дальнейший заграждает путь!
Вот отчего беда так долговечна!
Кто снес бы бич и посмеянье века,
Бессилье прав, тиранов притесненье,
Обиды гордого, забытую любовь,
Презренных душ презрение к заслугам,
Когда бы мог нас подарить покоем
Один удар? Кто нес бы бремя жизни,
Кто гнулся бы под тяжестью трудов?
Да, только страх чего-то после смерти —
Страна безвестная, откуда путник
Не возвращался к нам, смущает волю.
Фальгиера (Jean-Alexandre-Joseph Falguiere, 1831-1900) |
И мы скорей снесем земное горе,
Чем убежим к безвестности за гробом.
Так всех нас совесть обращает в трусов,
Так блекнет в нас румянец сильной воли,
Когда начнем мы размышлять: слабеет
Живой полет отважных предприятий
И робкий путь склоняет прочь от цели…
Офелия! о, нимфа! помяни
Мои грехи в твоей святой молитве!
Как провели вы эти дни, мой принц?
Здоровы ль вы?