Переломайте спицы колеса
И въ нѣдра тартара скатите ободъ
Съ высотъ небесныхъ!“
Это слишкомъ длинно
Гамлетъ. Какъ твоя борода. Не худо бы и то, и другое обрить. Пожалуйста, продолжай. Онъ спитъ, когда не слышитъ пошлостей или непристойностей. Продолжай о Гекубѣ.
„Но кто — увы, кто въ скорбномъ одѣяньи
Царицу зрѣлъ“.
Гамлетъ. Царицу въ скорбномъ одѣяньи?
Полоній. Это хорошо. Царица въ скорбномъ одѣяньи — хорошо!
„Какъ босоногая она блуждала,
Грозя огонь залить рѣкою слезъ;
Лоскутъ на головѣ, гдѣ такъ недавно
Сіялъ вѣнецъ; на мѣсто царской мантьи,
Наброшено, въ испугѣ, покрывало
На плечи, исхудавшія отъ горя.
Кто это видѣлъ, ядовитой бранью
Тотъ обезчестилъ бы богиню счастья!
И если бы ее узрѣли боги,
Когда она увидѣла, какъ Пирръ
Супруга трупъ надменно разсѣкалъ —
Взрывъ вопля ихъ, когда они не чужды
Чувствъ смертнаго, заставилъ бы рыдать
Небесъ огнистые глаза и пробудилъ бы
Въ сердцахъ боговъ безсмертныхъ состраданье!“
Полоній. Смотрите: онъ измѣнился въ лицѣ, онъ плачетъ. Ради Бога, перестань!
Гамлетъ. Довольно. Остальное доскажешь въ другой разъ. Не угодно ли вамъ позаботиться объ угощеніи актеровъ? Слышите! Чтобъ ихъ хорошо приняли. Они зеркало и краткая лѣтопись своего времени. Плохая эпитафія повредитъ тебѣ послѣ смерти меньше, чѣмъ злая эпиграмма изъ устъ ихъ, пока ты живъ.
Полоній. Принцъ, я приму ихъ по заслугамъ.
Гамлетъ. Нѣтъ, прими ихъ лучше. Если обращаться съ каждымъ по заслугамъ, кто же избавится отъ пощечины? Прими ихъ согласно съ твоею честью и саномъ; чѣмъ меньше они стоятъ, тѣмъ выше будетъ твое снисхожденіе. Возьми ихъ съ собою!
Полоній. Пойдемте, господа.
Гамлетъ. Идите за нимъ, друзья. Завтра вы сыграете пьесу. (Полоній и всѣ актеры, кромѣ 1-го, уходятъ). Послушай, старый пріятель, можете вы сыграть убійство Гонзаго?
1-ый актеръ. Можно, принцъ.
Гамлетъ. Такъ представьте же его завтра ввечеру. Въ случаѣ нужды, вѣдь, можно выучить строчекъ двѣнадцать, которыя мнѣ хочется сочинить и вставить въ пьесу — не правда ли?
1-ый актеръ. Можно, ваше высочество.
Гамлетъ. Прекрасно! Ступайте за нимъ, только не смѣйтесь надъ нимъ. (1-ый актеръ уходитъ). Друзья мои, прощайте до вечера. Очень радъ видѣть васъ въ Эльсинорѣ.
Слушаемъ, принцъ (Уходятъ).
Богъ съ вами! Я одинъ теперь.
Какой злодѣй, какой я рабъ презрѣнный!
Не дивно ли: актеръ, при тѣни страсти,
При вымыслѣ пустомъ, былъ въ состояньи
Своимъ мечтамъ всю душу покорить;
Его лицо отъ силы ихъ блѣднѣетъ;
Въ глазахъ слеза дрожитъ, и млѣетъ голосъ,
Въ чертахъ лица отчаянье и ужасъ,
И весь составъ его покоренъ мысли.
И все изъ ничего — изъ-за Гекубы!
Что онъ Гекубѣ? что она ему?
Что плачетъ онъ о ней? О! если бъ онъ,
Какъ я, владѣлъ призывомъ къ страсти,
Что бъ сдѣлалъ онъ? Онъ потопилъ бы сцену
Въ своихъ слезахъ и страшными словами
Народный слухъ бы поразилъ, преступныхъ
Въ безумство бы повергъ, невинныхъ въ ужасъ,
Незнающихъ привелъ бы онъ въ смятенье,
Исторгъ бы силу изъ очей и слуха.
А я, презрѣнный, малодушный рабъ,
Я дѣла чуждъ, въ мечтаніяхъ безплодныхъ
Боюсь за короля промолвить слово,
Надъ чьимъ вѣнцомъ и жизнью драгоцѣнной
Совершено проклятое злодѣйство.
Я трусъ? Кто назоветъ меня негоднымъ?
Кто черепъ раскроитъ? Кто прикоснется
До моего лица? Кто скажетъ мнѣ: ты лжешь?
Кто оскорбитъ меня рукой иль словомъ?
А я обиду перенесъ бы. Да!
Я голубь мужествомъ; во мнѣ нѣтъ желчи,
И мнѣ обида не горька; иначе,
Уже давно раба гніющимъ трупомъ
Я вороновъ окрестныхъ угостилъ бы.
Кровавый сластолюбецъ, лицемѣръ!
Безчувственный, продажный, подлый извергъ!
Глупецъ, глупецъ! Куда какъ я отваженъ!
Сынъ милаго, убитаго отца,
На мщенье вызванный и небесами,
И тартаромъ, я расточаю сердце
Переломайте спицы колеса
И в недра тартара скатите обод
С высот небесных!»
Это слишком длинно
Гамлет. Как твоя борода. Не худо бы и то, и другое обрить. Пожалуйста, продолжай. Он спит, когда не слышит пошлостей или непристойностей. Продолжай о Гекубе.
«Но кто — увы, кто в скорбном одеяньи
царицу зрел».
Гамлет. Царицу в скорбном одеяньи?
Полоний. Это хорошо. Царица в скорбном одеяньи — хорошо!
«Как босоногая она блуждала,
Грозя огонь залить рекою слез;
Лоскут на голове, где так недавно
Сиял венец; на место царской мантьи,
Наброшено в испуге покрывало
На плечи, исхудавшие от горя.
Кто это видел, ядовитой бранью
Тот обесчестил бы богиню счастья!
И если бы ее узрели боги,
Когда она увидела, как Пирр
Супруга труп надменно рассекал —
Взрыв вопля их, когда они не чужды
Чувств смертного, заставил бы рыдать
Небес огнистые глаза и пробудил бы
В сердцах богов бессмертных состраданье!»
Полоний. Смотрите: он изменился в лице, он плачет. Ради бога, перестань!
Гамлет. Довольно. Остальное доскажешь в другой раз. Не угодно ли вам позаботиться об угощении актеров? Слышите! Чтоб их хорошо приняли. Они зеркало и краткая летопись своего времени. Плохая эпитафия повредит тебе после смерти меньше, чем злая эпиграмма из уст их, пока ты жив.
Полоний. Принц, я приму их по заслугам.
Гамлет. Нет, прими их лучше. Если обращаться с каждым по заслугам, кто же избавится от пощечины? Прими их согласно с твоею честью и саном; чем меньше они стоят, тем выше будет твое снисхождение. Возьми их с собою!
Полоний. Пойдемте, господа.
Гамлет. Идите за ним, друзья. Завтра вы сыграете пьесу. (Полоний и все актеры, кроме 1-го, уходят). Послушай, старый приятель, можете вы сыграть убийство Гонзого?
1-ый актер. Можно, принц.
Гамлет. Так представьте же его завтра ввечеру. В случае нужды ведь можно выучить строчек двенадцать, которые мне хочется сочинить и вставить в пьесу — не правда ли?
1-ый актер. Можно, ваше высочество.
Гамлет. Прекрасно! Ступайте за ним, только не смейтесь над ним. (1-ый актер уходит). Друзья мои, прощайте до вечера. Очень рад видеть вас в Эльсиноре.
Слушаем, принц (Уходят).
Бог с вами! Я один теперь.
Какой злодей, какой я раб презренный!
Не дивно ли: актер при тени страсти,
При вымысле пустом был в состояньи
Своим мечтам всю душу покорить;
Его лицо от силы их бледнеет;
В глазах слеза дрожит, и млеет голос,
В чертах лица отчаянье и ужас,
И весь состав его покорен мысли.
И все из ничего — из-за Гекубы!
Что он Гекубе? что она ему?
Что плачет он о ней? О! если б он,
Как я, владел призывом к страсти,
Что б сделал он? Он потопил бы сцену
В своих слезах и страшными словами
Народный слух бы поразил, преступных
В безумство бы поверг, невинных в ужас,
Незнающих привел бы он в смятенье,
Исторг бы силу из очей и слуха.
А я, презренный, малодушный раб,
Я дела чужд, в мечтаниях бесплодных
Боюсь за короля промолвить слово,
Над чьим венцом и жизнью драгоценной
Совершено проклятое злодейство.
Я трус? Кто назовет меня негодным?
Кто череп раскроит? Кто прикоснется
До моего лица? Кто скажет мне: ты лжешь?
Кто оскорбит меня рукой иль словом?
А я обиду перенес бы. Да!
Я голубь мужеством; во мне нет желчи,
И мне обида не горька; иначе,
Уже давно раба гниющим трупом
Я воронов окрестных угостил бы.
Кровавый сластолюбец, лицемер!
Бесчувственный, продажный, подлый изверг!
Глупец, глупец! Куда как я отважен!
Сын милого, убитого отца,
На мщенье вызванный и небесами,
И тартаром, я расточаю сердце
