Деметрій. И начинаетъ его оплакивать нижеслѣдующимъ образомъ:
„Ты здѣсь уснулъ, мой дорогой!
„Какъ? умеръ ты, голубчикъ,
„Пирамъ, о, встань и говори!
„Но ты молчишь—ты умеръ? Да!
„Уже-ль могила навсегда
„Должна закрыть глаза твои?
„Уста лилейны, алый носъ—
„Исчезло все, все рокъ унесъ!
„Любовники, стонайте!
„Ланиты, буквицы желтѣй,
„У смерти вопрошайте.
„Вы, три сестры, издалека,
„Съ руками цвѣта молока,
„Ко мнѣ скорѣй придите!
„Вы взяли мой предметъ любви—
„Теперь скорѣй въ моей крови
„Вы руки окуните!
„Приди скорѣй, мой вѣрный мечъ,
„И въ грудь вонзись, чтобъ жизнь пресѣчь,
„А ты, языкъ—ни слова.
„Прощайте, всѣ мои друзья!
„Такъ умираю вѣрной я!
„Прощайте—я готова!“
Тезей. Луна и левъ оставлены въ живыхъ, чтобы схоронить мертвыхъ.
Деметрій. Да, и стѣна тоже.
Основа. Извините, могу васъ увѣрить, что стѣна, которая раздѣляла ихъ отцовъ, не существуетъ. Не угодно ли вамъ посмотрѣть эпилогъ или послушать бергамасскій танецъ, исполненный двумя изъ нашей компаніи?
Тезей. Прошу васъ, безъ эпилога. Для вашей пьесы совершенно не нужны извиненія. Вамъ нечего извинять; всѣ актеры умерли, слѣдовательно некого и хулить. Если бы тотъ, который сочинилъ эту пьесу, игралъ Пирама и повѣсился бы на подвязкѣ Ѳисби, то изъ этой пьесы вышла бы превосходная трагедія. Но ваша пьеса, все-таки, хороша и прекрасно исполнена. Теперь покажите намъ свой бергамасскій танецъ, а эпилогъ оставьте.
Двѣнадцать разъ полуночи языкъ
Ужъ прогудѣлъ. Любовники въ постели!
Теперь насталъ волшебный часъ духовъ.
Похитимъ мы у утра тѣ часы,
Которые мы подарили ночи.
Нелѣпая піеса превосходно
Ускорила шаги тяжелой ночи.
Теперь, друзья, въ постели! Двѣ недѣли
Мы проведемъ въ различныхъ празднествахъ,
Въ забавахъ и ночныхъ увеселеньяхъ.
Теперь голодный левъ рычитъ,
И волкъ на мѣсяцъ воетъ;
Усталый пахарь крѣпко спитъ:
Ночь всѣхъ ихъ успокоитъ.
Теперь огонь въ печахъ погасъ,
Совы зловѣщей крики
Напоминаютъ смерти часъ
Страдальцу-горемыкѣ.
Теперь настала ужъ пора
Могиламъ разверзаться
И средь церковнаго двора
Покойникамъ являться.
Но эльфамъ весело—и мы,
Гекату окружая,
Скользимъ, какъ сонъ, за духомъ тьмы,
Отъ солнца убѣгая.
Итакъ, пусть мышь здѣсь не скребетъ!
А домъ—не знай потери!
Съ метлою посланъ я впередъ,
Чтобъ выместь соръ за двери!
Вы по дому разбѣгитесь,
И, при трепетныхъ огняхъ,
Эльфы, дружно веселитесь,
Словно птички на кустахъ!
Пойте пѣснь мою за мною,
И пляшите всѣ толпою!
Ноту въ ноту, слово въ слово,
Эту пѣснь пропойте снова!
Взявшись за руки, пойдемъ
Осчастливить этотъ домъ!
Разсыпьтесь, эльфы, до утра
Въ покояхъ полумрачныхъ;
А намъ теперь итти пора
Къ постели новобрачныхъ.
Вселимъ мы разомъ въ три четы
Деметрий. И начинает его оплакивать нижеследующим образом:
Ты здесь уснул, мой дорогой!
Как? умер ты, голубчик,
Пирам, о, встань и говори!
Но ты молчишь—ты умер? Да!
Уже ль могила навсегда
Должна закрыть глаза твои?
Уста лилейны, алый нос—
Исчезло все, все рок унес!
Любовники, стонайте!
Ланиты, буквицы желтей,
У смерти вопрошайте.
Вы, три сестры, издалека,
С руками цвета молока,
Ко мне скорей придите!
Вы взяли мой предмет любви—
Теперь скорей в моей крови
Вы руки окуните!
Приди скорей, мой верный меч,
И в грудь вонзись, чтоб жизнь пресечь,
А ты, язык,—ни слова.
Прощайте, все мои друзья!
Так умираю верной я!
Прощайте—я готова!
Тезей. Луна и лев оставлены в живых, чтобы схоронить мертвых.
Деметрий. Да, и стена тоже.
Основа. Извините, могу вас уверить, что стена, которая разделяла их отцов, не существует. Не угодно ли вам посмотреть эпилог или послушать бергамасский танец, исполненный двумя из нашей компании?
Тезей. Прошу вас, без эпилога. Для вашей пьесы совершенно не нужны извинения. Вам нечего извинять; все актеры умерли, следовательно, некого и хулить. Если бы тот, который сочинил эту пьесу, играл Пирама и повесился бы на подвязке Фисби, то из этой пьесы вышла бы превосходная трагедия. Но ваша пьеса все-таки хороша и прекрасно исполнена. Теперь покажите нам свой бергамасский танец, а эпилог оставьте.
Двенадцать раз полуночи язык
Уж прогудел. Любовники в постели!
Теперь настал волшебный час духов.
Похитим мы у утра те часы,
Которые мы подарили ночи.
Нелепая пиеса превосходно
Ускорила шаги тяжелой ночи.
Теперь, друзья, в постели! Две недели
Мы проведем в различных празднествах,
В забавах и ночных увеселеньях.
Теперь голодный лев рычит,
И волк на месяц воет;
Усталый пахарь крепко спит:
Ночь всех их успокоит.
Теперь огонь в печах погас,
Совы зловещей крики
Напоминают смерти час
Страдальцу-горемыке.
Теперь настала уж пора
Могилам разверзаться
И средь церковного двора
Покойникам являться.
Но эльфам весело—и мы,
Гекату окружая,
Скользим, как сон, за духом тьмы,
От солнца убегая.
Итак, пусть мышь здесь не скребет!
А дом—не знай потери!
С метлою послан я вперед,
Чтоб выместь сор за двери!
Вы по дому разбегитесь,
И при трепетных огнях,
Эльфы, дружно веселитесь,
Словно птички на кустах!
Пойте песнь мою за мною,
И пляшите все толпою!
Ноту в ноту, слово в слово,
Эту песнь пропойте снова!
Взявшись за руки, пойдем
Осчастливить этот дом!
Рассыпьтесь, эльфы, до утра
В покоях полумрачных;
А нам теперь идти пора
К постели новобрачных.
Вселим мы разом в три четы
