Я слышалъ всю піесу до конца:
Пустѣйшая, ничтожнѣйшая пьеса!
Но, можетъ быть, пріятно будетъ вамъ
Намѣренье цѣной усилій тяжкихъ
Вамъ услужить.
Піесу мы услышимъ.
Я никогда не оттолкну услугъ,
Предложенныхъ и ревностно, и просто.
Поди, зови сюда скорѣй актеровъ,
А дамъ прошу садиться по мѣстамъ.
Я не люблю смотрѣть, что слишкомъ дурно,
И видѣть, какъ усердье погибаетъ
Въ усиліяхъ напрасныхъ.
Милый другъ,
Ты этого, повѣрь мнѣ, не увидишь.
Онъ говоритъ, что ничего они
Представить намъ порядочно не могутъ.
Тѣмъ будемъ мы любезнѣе съ тобой,
Благодаря ихъ даже за дурное.
Ошибки ихъ забавой будутъ намъ.
Коль бѣдное стараніе безсильно,
То чистое усердье выкупаетъ
Невольный неуспѣхъ. Случалось часто,
Когда я путешествовалъ, меня
Сановники привѣтствовать хотѣли
Готовыми рѣчами. Иногда
Они блѣднѣть и трясться начинали,
Мѣшалися среди начатой фразы,
Нѣмѣлъ отъ страха опытный языкъ—
И, наконецъ, они вдругъ умолкали,
Привѣтствіе свое не досказавъ.
Но, милая, повѣришь ли, что въ ихъ
Молчаніи привѣтствіе я видѣлъ,
И въ скромности пугливаго усердья
Я болѣе, повѣрь мнѣ, находилъ,
Чѣмъ въ языкѣ болтливомъ смѣльчака
И въ дерзкомъ краснорѣчьи. Признаюся,
Что, по моимъ понятіямъ, любовь,
При языкѣ простомъ чистосердечья.
Всегда сильнѣе сердцу говоритъ.
Филостратъ.
Когда угодно будетъ, государь—
Прологъ готовъ.
Пускай его войдетъ.
„Коль не удастся намъ піеса, мы желали,
Чтобъ знали вы, что мы не съ тѣмъ пришли сюда,
Чтобъ намъ не удалось; мы вотъ чего искали:
Вамъ предложить свои услуги, господа;
Вотъ нашего конца вѣрнѣйшее начало.
Вамъ угодить вполнѣ, не зная ничего,
Не смѣли думать мы, одно насъ здѣсь собрало,
Васъ позабавить всѣхъ, мы здѣсь не для того,
Чтобъ вы раскаялись, готовы мы стараться,
Изъ представленія жъ легко вамъ увидать,
Въ чемъ будетъ именно піеса заключаться
И что вы будете, конечно, скоро знать!“
Тезей. Ну, этотъ молодецъ не слишкомъ силенъ въ знакахъ препинанія!
Лизандеръ. Чтобы прочесть прологъ, онъ пустилъ свой языкъ какъ бѣшенаго жеребенка, который не знаетъ препятствій. Однако же, тутъ есть нравоученіе, государь; недостаточно говорить, но надо говорить съ толкомъ.
Ипполита. Въ самомъ дѣлѣ, онъ проговорилъ свой прологъ, какъ ребенокъ, играющій на флажолетѣ: звуки есть, но безъ всякой гармоній.
Тезей. Его рѣчь была похожа на запутанную цѣпь: ни одного кольца не потеряно, но всѣ они въ безпорядкѣ. Что это еще?
„Что видите вы здѣсь, быть можетъ, васъ дивитъ,
Достойны зрители! Дивитеся себѣ,
Пока вамъ истина всего не объяснитъ.
Сія красавица есть госпожа Ѳисбе,
Сей человѣкъ, Пирамъ, коль вамъ угодно знать,
А сей, съ известкою, здѣсь стѣну представляетъ,
Ту стѣну страшную, которая страдать
Любовниковъ моихъ въ разлукѣ заставляетъ.
По милости ея, бѣдняжечки съ трудомъ,
Лишь шопотомъ сквозь щель, бесѣдуютъ порою.
Вотъ этотъ съ фонаремъ, съ собакой и съ кустомъ,
Представитъ лунный свѣтъ. Я вамъ теперь открою,
Что Ѳисби и Пирамъ у Ниновой могилы
Рѣшилися сойтись, когда взойдетъ луна,
Чтобъ высказать—насколь они другъ другу милы.
Я слышал всю пиесу до конца:
Пустейшая, ничтожнейшая пьеса!
Но, может быть, приятно будет вам
Намеренье ценой усилий тяжких
Вам услужить.
Пиесу мы услышим.
Я никогда не оттолкну услуг,
Предложенных и ревностно, и просто.
Поди, зови сюда скорей актеров,
А дам прошу садиться по местам.
Я не люблю смотреть, что слишком дурно,
И видеть, как усердье погибает
В усилиях напрасных.
Милый друг,
Ты этого, поверь мне, не увидишь.
Он говорит, что ничего они
Представить нам порядочно не могут.
Тем будем мы любезнее с тобой,
Благодаря их даже за дурное.
Ошибки их забавой будут нам.
Коль бедное старание бессильно,
То чистое усердье выкупает
Невольный неуспех. Случалось часто,
Когда я путешествовал, меня
Сановники приветствовать хотели
Готовыми речами. Иногда
Они бледнеть и трясться начинали,
Мешалися среди начатой фразы,
Немел от страха опытный язык—
И, наконец, они вдруг умолкали,
Приветствие свое не досказав.
Но, милая, поверишь ли, что в их
Молчании приветствие я видел,
И в скромности пугливого усердья
Я более, поверь мне, находил,
Чем в языке болтливом смельчака
И в дерзком красноречьи. Признаюся,
Что, по моим понятиям, любовь,
При языке простом чистосердечья.
Всегда сильнее сердцу говорит.
Филострат
Когда угодно будет, государь—
Пролог готов.
Пускай его войдет.
«Коль не удастся нам пиеса, мы желали,
Чтоб знали вы, что мы не с тем пришли сюда,
Чтоб нам не удалось; мы вот чего искали:
Вам предложить свои услуги, господа;
Вот нашего конца вернейшее начало.
Вам угодить вполне, не зная ничего,
Не смели думать мы, одно нас здесь собрало,
Вас позабавить всех, мы здесь не для того,
Чтоб вы раскаялись, готовы мы стараться,
Из представления ж легко вам увидать,
В чем будет именно пиеса заключаться
И что вы будете, конечно, скоро знать!»
Тезей. Ну, этот молодец не слишком силен в знаках препинания!
Лизандер. Чтобы прочесть пролог, он пустил свой язык как бешеного жеребенка, который не знает препятствий. Однако же, тут есть нравоучение, государь; недостаточно говорить, но надо говорить с толком.
Ипполита. В самом деле, он проговорил свой пролог, как ребенок, играющий на флажолете: звуки есть, но без всякой гармоний.
Тезей. Его речь была похожа на запутанную цепь: ни одного кольца не потеряно, но все они в беспорядке. Что это еще?
«Что видите вы здесь, быть может, вас дивит,
Достойны зрители! Дивитеся себе,
Пока вам истина всего не объяснит.
Сия красавица есть госпожа Фисбе,
Сей человек, Пирам, коль вам угодно знать,
А сей, с известкою, здесь стену представляет,
Ту стену страшную, которая страдать
Любовников моих в разлуке заставляет.
По милости ее, бедняжечки с трудом,
Лишь шепотом сквозь щель, беседуют порою.
Вот этот с фонарем, с собакой и с кустом,
Представит лунный свет. Я вам теперь открою,
Что Фисби и Пирам у Ниновой могилы
Решилися сойтись, когда взойдет луна,
Чтоб высказать,—насколь они друг другу милы.
