Поди, скажи, чтобъ звуками роговъ
Охотники ихъ тотчасъ разбудили.
А, здравствуйте, друзья! ночь Валентина
Уже прошла; а вы, лѣсныя птички,
Лишь начали, никакъ, слетаться вмѣстѣ?
Простите, государь!
Я знаю, что соперники вы двое:
Откуда же согласіе такое
Между двумя врагами? Отчего
Такъ ненависть отъ страха далека,
Что съ ненавистью спитъ и не боится,
Что духъ вражды надъ ними?
Я нахожусь въ какомъ-то полуснѣ
И отвѣчать вамъ буду съ удивленьемъ.
Но я клянусь, что не могу сказать вамъ
Съ подробностью, какъ я попалъ сюда.
Какъ кажется—желалъ бы вамъ сказать
Всю истину—теперь припоминаю,
Какъ это все случилось… точно такъ!
Я съ Герміей пришелъ сюда: хотѣли
Мы изъ Аѳинъ бѣжать, чтобъ скрыть себя
Отъ строгости аѳинскаго закона.
Довольно, о, довольно! Государь,
Вы слышали довольно. Я зову
Законъ, законъ на головы виновныхъ.
Они бѣжать хотѣли. О, Деметрій,
Они чрезъ то хотѣли насъ лишить:
Тебя—жены, меня—законной воли
Женить тебя на дочери моей!
Мой государь, прекрасная Елена
Открыла мнѣ намѣреніе ихъ
Бѣжать и здѣсь пока въ лѣсу укрыться.
Я, въ бѣшенствѣ, послѣдовалъ за ними;
Прекрасную жъ Елену повлекла
За мной любовь. Но, добрый государь,
Не знаю я, какой чудесной силой—
А сила здѣсь какая-то была—
Вдругъ къ Герміи любовь моя исчезла,
Растаяла внезапно, будто снѣгъ—
И я теперь о ней припоминаю,
Какъ о пустой игрушкѣ, о которой
Безумствовалъ я въ дѣтствѣ. Вся любовь
И все, что есть святого въ этомъ сердцѣ,
Принадлежитъ теперь одной Еленѣ;
Она одна—предметъ и радость глазъ!
Съ ней, государь, я сговоренъ былъ прежде,
Чѣмъ увидалъ я Гермію; потомъ,
Какъ будто бы въ болѣзни, эта пища
Мнѣ сдѣлалась несносною; теперь же
Я, какъ больной въ своемъ выздоровленьи,
Вновь получилъ естественный мой вкусъ.
Теперь ее люблю, ее ищу,
Теперь о ней вздыхаю и хочу
Я вѣрнымъ ей остаться до могилы!
Прекрасныя четы, я счастливъ,
Что встрѣтилъ васъ. Но послѣ обо всемъ
Разскажете вы намъ. Тебѣ, Егей,
Придется подчиниться нашей волѣ.
Пусть съ нами вмѣстѣ эти двѣ четы
Въ одномъ навѣкъ соединятся храмѣ.
Но утро ужъ почти прошло, и мы
Намѣренье охотиться отложимъ.
Отправимся въ Аѳины. Три и три!
О, праздникъ нашъ великолѣпенъ будетъ!
Пойдемъ же, Ипполита!
Мнѣ кажется столь блѣднымъ и неяснымъ,
Какъ абрисъ горъ, столь сходныхъ съ облаками.
Мнѣ кажется, что я на все смотрю
Раздѣльными глазами: предо мною
Двоится все.
Мнѣ кажется, что будто я нашла
Деметрія, какъ камень дорогой,
Который мой, а вмѣстѣ и не мой!
Я думаю, что мы всѣ спимъ и бредимъ.
Но не былъ ли здѣсь герцогъ? За собой
Онъ намъ итти не приказалъ ли?
И мой отецъ былъ съ нимъ.
Поди, скажи, чтоб звуками рогов
Охотники их тотчас разбудили.
А, здравствуйте, друзья! ночь Валентина
Уже прошла; а вы, лесные птички,
Лишь начали, никак, слетаться вместе?
Простите, государь!
Я знаю, что соперники вы двое:
Откуда же согласие такое
Между двумя врагами? Отчего
Так ненависть от страха далека,
Что с ненавистью спит и не боится,
Что дух вражды над ними?
Я нахожусь в каком-то полусне
И отвечать вам буду с удивленьем.
Но я клянусь, что не могу сказать вам
С подробностью, как я попал сюда.
Как кажется—желал бы вам сказать
Всю истину—теперь припоминаю,
Как это все случилось… точно так!
Я с Гермией пришел сюда: хотели
Мы из Афин бежать, чтоб скрыть себя
От строгости афинского закона.
Довольно, о, довольно! Государь,
Вы слышали довольно. Я зову
Закон, закон на головы виновных.
Они бежать хотели. О, Деметрий,
Они чрез то хотели нас лишить:
Тебя—жены, меня—законной воли
Женить тебя на дочери моей!
Мой государь, прекрасная Елена
Открыла мне намерение их
Бежать и здесь пока в лесу укрыться.
Я, в бешенстве, последовал за ними;
Прекрасную ж Елену повлекла
За мной любовь. Но, добрый государь,
Не знаю я, какой чудесной силой—
А сила здесь какая-то была—
Вдруг к Гермии любовь моя исчезла,
Растаяла внезапно, будто снег,—
И я теперь о ней припоминаю,
Как о пустой игрушке, о которой
Безумствовал я в детстве. Вся любовь
И все, что есть святого в этом сердце,
Принадлежит теперь одной Елене;
Она одна—предмет и радость глаз!
С ней, государь, я сговорен был прежде,
Чем увидал я Гермию; потом,
Как будто бы в болезни, эта пища
Мне сделалась несносною; теперь же
Я, как больной в своем выздоровленьи,
Вновь получил естественный мой вкус.
Теперь ее люблю, ее ищу,
Теперь о ней вздыхаю и хочу
Я верным ей остаться до могилы!
Прекрасные четы, я счастлив,
Что встретил вас. Но после обо всем
Расскажете вы нам. Тебе, Егей,
Придется подчиниться нашей воле.
Пусть с нами вместе эти две четы
В одном навек соединятся храме.
Но утро уж почти прошло, и мы
Намеренье охотиться отложим.
Отправимся в Афины. Три и три!
О, праздник наш великолепен будет!
Пойдем же, Ипполита!
е
Мне кажется столь бледным и неясным,
Как абрис гор, столь сходных с облаками.
Мне кажется, что я на все смотрю
Раздельными глазами: предо мною
Двоится все.
Мне кажется, что будто я нашла
Деметрия, как камень дорогой,
Который мой, а вместе и не мой!
Я думаю, что мы все спим и бредим.
Но не был ли здесь герцог? За собой
Он нам идти не приказал ли?
И мой отец был с ним.