Ты въ ревности все это изобрѣлъ.
Какъ перешло за половину лѣто,
Ни разу намъ собраться не случалось
Въ лѣсу, въ лугахъ, въ долинѣ, на горѣ,
Иль при ручьѣ, поросшемъ тростниками,
Иль на краю приморскихъ береговъ,
Чтобъ плясать подъ свистъ и говоръ вѣтра
И составлять кружечки, безъ того,
Чтобъ ты своимъ неугомоннымъ крикомъ
Не помѣшалъ веселью нашихъ игръ.
И вѣтры, намъ какъ будто-бы въ отместку,
За то, что тщетно пѣсни намъ поютъ,
Всѣ принялись высасывать изъ моря
Зловредные туманы и пары,
Туманами покрыли всѣ равнины
И вздули такъ ничтожныя рѣченки,
Что ихъ сдержать не могутъ берега.
Съ тѣхъ поръ, какъ мы поссорились съ тобою,
Напрасно волъ впрягается въ ярмо,
Напрасно трудъ свой тратитъ земледѣлецъ:
Зеленая пшеница вся сгнила,
Хотя еще пушкомъ не покрывалась;
Отъ падежа вороны разжирѣли,
И на поляхъ затопленныхъ стоятъ
Забытые, пустынные загоны;
Илъ заволокъ слѣды веселыхъ игръ,
И на лугу играющихъ не видно.
Съ тѣхъ поръ зима людей не услаждаетъ,
И пѣнія не слышно по ночамъ.
За то луна, властительница водъ,
Вся блѣдная отъ гнѣва, напоила
Туманами и сыростью весь воздухъ
И насморки въ избыткѣ зародила.
Всѣ времена съ тѣхъ поръ перемѣшались:
То падаетъ бѣлоголовый иней
Въ объятія едва расцвѣтшей розы;
То, будто бы въ насмѣшку, лѣто вьетъ
Гирлянды изъ распуколокъ, и ими
Чело зимы, увѣнчанное льдомъ,
И бороду старушки украшаетъ.
Суровая зима, весна и лѣто,
И осень плодовитая мѣняютъ
Обычныя ливреи межъ собой;
Не узнаетъ временъ міръ удивленный
И это все надѣлалъ нашъ раздоръ,
И мы всему причина и начало!
Исправить все зависитъ отъ тебя,
Титанія, зачѣмъ противорѣчить?
Я лишь прошу мнѣ уступить ребенка
Въ мои пажи.
Я всей страны волшебной не возьму
За этого ребенка. Мать его
Была моею жрицей. Сколько разъ
Во тьмѣ ночей индійскихъ, ароматныхъ
Она моей сопутницей бывала!
На золотыхъ нептуновыхъ пескахъ
Любили мы сидѣть и наблюдать,
Какъ по волнамъ купеческія судна
Несутся въ даль. О, какъ смѣялись мы,
Любуяся, какъ вѣтеръ шаловливый
Ихъ паруса натягивалъ — и тѣ
Вздувались вдругъ огромнымъ животомъ.
Тогда моя несчастная подруга
Беременна была моимъ пажомъ
И съ ловкостью, бывало, подражала,
По воздуху летая, парусамъ,
Беременнымъ отъ вѣтра. Надъ землею,
Какъ по волнамъ, наплававшись, она
Неслась назадъ съ какой-нибудь бездѣлкой
И мнѣ ее вручала, говоря,
Что нашъ корабль съ своимъ богатымъ грузомъ
Пришелъ назадъ изъ дальняго пути.
Но смертная была моя подруга
И умерла, доставивъ сыну жизнь.
Любя ее, я сына воспитаю;
Любя ее, я не разстанусь съ нимъ.
Ты долго здѣсь намѣрена остаться?
Я, можетъ быть, пробуду здѣсь день свадьбы.
Не хочешь ли спокойно поплясать
Средь нашихъ хороводовъ, иль взглянуть
На праздникъ нашъ, при мѣсячномъ сіяньи?
Пойдемъ, не то — оставь насъ: обойдемся
И безъ тебя.
И я готовъ тогда итти съ тобою.
За всѣ твои владѣнья не отдамъ!
Пока я здѣсь, мы будемъ лишь браниться.
Пойдемте, эльфы, прочь отсюда!
Ну, хорошо, иди своимъ путемъ;
Но я тебя не выпущу изъ лѣса,
Пока твоихъ обидъ не отомщу.
Мой милый Пукъ, поди сюда скорѣе!
Ты помнишь ли, однажды тамъ сидѣлъ
Я на мысу и слушалъ, какъ сирена,
Несомая дельфиномъ на хребтѣ,
Такъ хорошо, такъ сладко распѣвала,
Ты в ревности все это изобрел.
Как перешло за половину лето,
Ни разу нам собраться не случалось
В лесу, в лугах, в долине, на горе,
Иль при ручье, поросшем тростниками,
Иль на краю приморских берегов,
Чтоб плясать под свист и говор ветра
И составлять кружочки без того,
Чтоб ты своим неугомонным криком
Не помешал веселью наших игр.
И ветры, нам как будто бы в отместку,
За то, что тщетно песни нам поют,
Все принялись высасывать из моря
Зловредные туманы и пары,
Туманами покрыли все равнины
И вздули так ничтожные речонки,
Что их сдержать не могут берега.
С тех пор, как мы поссорились с тобою,
Напрасно вол впрягается в ярмо,
Напрасно труд свой тратит земледелец:
Зеленая пшеница вся сгнила,
Хотя еще пушком не покрывалась;
От падежа вороны разжирели,
И на полях затопленных стоят
Забытые, пустынные загоны;
Ил заволок следы веселых игр,
И на лугу играющих не видно.
С тех пор зима людей не услаждает,
И пения не слышно по ночам.
Зато луна, властительница вод,
Вся бледная от гнева, напоила
Туманами и сыростью весь воздух
И насморки в избытке зародила.
Все времена с тех пор перемешались:
То падает белоголовый иней
В объятия едва расцветшей розы;
То, будто бы в насмешку, лето вьет
Гирлянды из распуколок, и ими
Чело зимы, увенчанное льдом,
И бороду старушки украшает.
Суровая зима, весна и лето,
И осень плодовитая меняют
Обычные ливреи меж собой;
Не узнает времен мир удивленный
И это все наделал наш раздор,
И мы всему причина и начало!
Исправить все зависит от тебя,
Титания, зачем противоречить?
Я лишь прошу мне уступить ребенка
В мои пажи.
Я всей страны волшебной не возьму
За этого ребенка. Мать его
Была моею жрицей. Сколько раз
Во тьме ночей индийских, ароматных
Она моей сопутницей бывала!
На золотых нептуновых песках
Любили мы сидеть и наблюдать,
Как по волнам купеческие судна
Несутся в даль. О, как смеялись мы,
Любуяся, как ветер шаловливый
Их паруса натягивал — и те
Вздувались вдруг огромным животом.
Тогда моя несчастная подруга
Беременна была моим пажом
И с ловкостью, бывало, подражала,
По воздуху летая, парусам,
Беременным от ветра. Над землею,
Как по волнам, наплававшись, она
Неслась назад с какой-нибудь безделкой
И мне ее вручала, говоря,
Что наш корабль с своим богатым грузом
Пришел назад из дальнего пути.
Но смертная была моя подруга
И умерла, доставив сыну жизнь.
Любя ее, я сына воспитаю;
Любя ее, я не расстанусь с ним.
Ты долго здесь намерена остаться?
Я, может быть, пробуду здесь день свадьбы.
Не хочешь ли спокойно поплясать
Средь наших хороводов иль взглянуть
На праздник наш при месячном сияньи?
Пойдем, не то — оставь нас: обойдемся
И без тебя.
енка мне отдай —
И я готов тогда идти с тобою.
За все твои владенья не отдам!
Пока я здесь, мы будем лишь браниться.
Пойдемте, эльфы, прочь отсюда!
Ну, хорошо, иди своим путем;
Но я тебя не выпущу из леса,
Пока твоих обид не отомщу.
Мой милый Пук, поди сюда скорее!
Ты помнишь ли, однажды там сидел
Я на мысу и слушал, как сирена,
Несомая дельфином на хребте,
Так хорошо, так сладко распевала,