За нашу кровь Монтекки кровь пролей!
Племянникъ! о, племянникъ!
Бенволіо! кто кровавый началъ споръ?
Тибальтъ, рукою Ромео здѣсь убитый.
Съ нимъ кротко Ромео говорилъ, просилъ
Одуматься, пустую ссору бросить;
Предупреждалъ о вашемъ гнѣвѣ страшномъ,
Все это — съ тихимъ взглядомъ, кроткой рѣчью,
Едва не съ униженьемъ, — но ничѣмъ
Не могъ унять онъ бѣшеннаго нрава
Тибальтова; не внемля слову мира,
Тибальтъ рванулся съ остріемъ къ груди
Меркуціо; тотъ же, раздраженный, мечъ свой
Противъ него направилъ и, съ воинской
Небрежностью, одной рукою смерть
Онъ отражалъ, другою — посылалъ
Ее Тибальту; а Тибальтъ искусно
Оборонялся. Ромео закричалъ имъ:
„Стой, разойдись, друзья!“ и словъ своихъ быстрѣе,
Ударомъ ловкимъ, ихъ мечи развелъ;
Но въ этотъ мигъ, изъ подъ его руки,
Ударъ Тибальта вѣроломный на смерть
Меркуціо поразилъ. Тибальтъ ушелъ,
Но скоро вновь вернулся къ Ромео: тотъ
Уже пылалъ одной отмщенья жаждой…
Быстрѣе молніи они схватились,
Меча я вынуть не успѣлъ — Тибальтъ
Лежалъ уже убитый, и когда онъ
Упалъ, — бѣжалъ въ мигъ Ромео. Правда все,
Что я сказалъ, иль пусть умретъ Бенволіо.
О, государь! Вѣдь онъ — родня Монтеккамъ,
Лжетъ по пріязни, говоритъ неправду…
Соединилось двадцать ихъ коварно
И двадцать — одного едва убить могли.
Я правосудія прошу, — ты долженъ
Судъ правый дать намъ, государь! Убилъ
Тибальта Ромео; Ромео долженъ пасть.
Убилъ Тибальта Ромео, но Тибальтъ
Убилъ Меркуціо. Кто же мнѣ заплатитъ
За дорогую кровь родного моего?
Не Ромео, князь: онъ другомъ былъ Меркуціо.
Его вина лишь въ томъ, что порѣшилъ онъ
Того, кого законъ бы порѣшилъ:
Тибальта.
И за это въ наказанье
Ему изгнаніе опредѣляемъ мы
Не медля. Самъ я — жертва распрей вашихъ:
Кровь близкихъ мнѣ здѣсь льется изъ за васъ;
Но пеню тяжкую на васъ я наложу
И вы въ моихъ раскаетесь страданьяхъ…
Я буду глухъ на ваши оправданья,
Не тронете меня ни стономъ, ни мольбой!
Итакъ, пусть Ромео скроется скорѣе;
Иначе, здѣсь его погибель ждетъ!
Трупъ отнести и ждать велѣній нашихъ!
Щадить убійцъ — убійству помогать!
О, кони огненогіе! Спѣшите
Вы вскачь къ жилищу Фебову! Когда бы
Былъ Фаэтонъ возницею, давно
Угналъ бы васъ онъ къ западу, и ночь
Тѣнистая спустилась бы на землю.
Покровъ густой, и ночь пріютъ любви,
Раскинь скорѣй, чтобы людскіе взоры
Закрылися и Ромео трепеталъ
Въ объятіяхъ моихъ, никѣмъ не зримый.
Не порицаемый. Свѣтло съ избыткомъ
Любовникамъ среди восторговъ ихъ,
Отъ блеска собственной красы, — и если
Любовь слѣпа, тѣмъ лучше ладитъ съ ночью.
Приди-же, о торжественная ночь,
Ты, величавая жена, вся въ черномъ, —
И проиграть, выигрывая, ты
Меня въ игрѣ таинственной, которой
Двѣ непорочности залогомъ служатъ,
Наставь, о ночь! Приливъ нескромной крови
Закрой ты на щекахъ моихъ своей
Мантильей черною, пока любовь,
Сначала робкая, смѣлѣй не станетъ,
Но обратится въ долга чистоту.
Придите, ночь и Ромео, ты, мой день въ ночи:
День потому, что прилетишь
На крыльяхъ ночи ты, бѣлѣй чѣмъ первый снѣгъ
На перьяхъ ворона… Голубка-ночь,
Ночь ласковая съ черными очами!
Подай мнѣ Ромео моего, а если
Умретъ онъ, ты его тогда возьми,
На мелкія на звѣздочки разрѣжь
И сводъ небесъ такъ ярко озарится,
Что влюбится весь міръ въ тебя, о ночь,
