—
24
—
— Что жъ? онь нѣдь. моѵкетъ-быть, говорплъ иравду?— замѣтнла Лиза. — Правду, говоришь, говорилъ? — Да. Т етк а немножко насупилась. — И правду надо знать какъ говорить. — В ы .ж е самн говорнте всѣм ъ правду. — Да, то-то, я говорю, надо знать к ак ъ говорить правду-то, а не осуждать за глаза отца родного, при чужпхъ людяхъ. — Онъ, вѣрно, и не осуждалъ, а разбнралъ, анашізировалъ. — Н асъ , стар ухъ, пзругалъ нн къ стру, нн къ смотру. Вреднѣйш іе мы людп, тунеяднцы. — Монастыри, ‘ тетя, — отжпвшія учрежденія. Это всѣ говорятъ. — А почему это они отжпвшія учрежденія, смѣю спросить? — Потому, что люди должны трѵдііться, а не сндѣтъ запершись, ннчего не дѣлая. — Кто ѵкъ это вам ъ сказалъ, что здѣсь ничего не дѣлаютъ? Н е угодно лп прнсмотрѣться самой-то тебѣ поближе. М ожетъ-быть, здѣсь еще болѣе работаютъ, чѣмъ гдѣ-нибудь. У н асъ каждая почтн однимъ своимъ трудомъ живетъ. — А в ъ мірѣ она бы втрое болѣе могла трудиться. — Илп совсѣмъ бы не могла. — Это отчего? — Отъ многаго. Отъ неспособности сжиться съ этнмъ міромъ-то: отъ неумѣнья отстоять себя; отъ недостатка силъ бороться съ тѣмъ, что не всякій поборетъ. Е с т ь люди, которымъ нужно, просто необходимо такое безмятеЖное пристанищ е, и прнстаппще это сущ ествуетъ, а если не отжила еще потребность въ этихъ учреж деніяхъ, то, значнтъ, вся кій молокососъ не имѣетъ н права назы вать л х ъ отживш іім іі и поносить въ глаза людямъ, дорожащимъ своимъ т і і х и м ъ пріютомъ. — В ы сейчасъ обвпняліі ея брата въ томъ, что онъ осуждаетъ людей в ъ глаза, а теперь обвиняете его въ томъ, что онъ говоритъ правду в ъ глаза. К ак ъ же говорить ее нужно? М ать Агнін совсѣмъ вспы хнула. — Говорить надо съ уыоыъ,— замѣтпла она рѣзко. — Да я тутъ, собственно, не внжу глупости.
