протопопъ успѣлъ встать съ своего мѣста, дверь передней съ шумомъ распахнулась, и въ залу протоіерейскаго дома предсталъ Ахилла, непосредственно ведя за собой за ухо раскраснѣвшагося и переконфуженнаго Данилку.
— Отецъ протопопъ, — началъ Ахилла, бросивъ Данилку и подставляя пригоршни Туберозову.
Савелій благословилъ его.
За Ахиллой подошелъ и точно такъ же принялъ благословеніе Данилка. Затѣмъ дьяконъ отдернулъ мѣщанина на два шага назадъ и, снова взявъ его крѣпко за ухо, заговорилъ:
— Отецъ Савелій, вообразите-съ: прохожу улицей и вдругъ слышу говоръ. Мѣщане говорятъ о дождѣ, что дождь нынѣ ночью былъ посланъ послѣ молебствія, а сей (Ахилла уставилъ указательный палецъ лѣвой руки въ самый носъ моргавшаго Данилки), а сей это опровергалъ.
Туберозовъ поднялъ голову.
— Онъ, вообразите, говорилъ, — опять началъ дьяконъ, потянувъ Данилку: — онъ говорилъ, что дождь, сею ночью шедшій, послѣ вчерашняго мірского молебствія, совсѣмъ не по молебствію ниспослѣдовалъ.
— Откуда же ты это знаешь? — сухо спросилъ Туберозовъ.
Сконфуженный Данилка молчалъ.
— Вообразите же, отецъ протопопъ! А онъ говорилъ, — продолжалъ дьяконъ: — что дождь излился только силой природы.
— Къ чему же это ты такъ разсуждалъ? — процѣдилъ, собирая придыханіемъ съ ладони крошечки просфоры, отецъ Туберозовъ.
— По сомнѣнію, отецъ протопопъ, — скромно отвѣчалъ Данилка.
— Сомнѣнія, какъ и самомнѣнія, тебѣ, невѣждѣ круглому, вовсе не принадлежатъ, и посему достоинъ дѣлатель мзды своея и ты вполнѣ достойное по заслугамъ своимъ и принялъ. А потому ступай вонъ, празднословецъ, изъ моего дома.
Выпроводивъ за свой порогъ еретичествующаго Данилку, протоіерей опять чинно присѣлъ, молча докушалъ свой чай, и только, когда все это было обстоятельно покончено, сказалъ дьякону Ахиллѣ:
— А ты, отецъ дьяконъ, долго еще намѣренъ этакъ сви-
