И что же вы думаете? — вѣдь онъ былъ правъ!
Вы себѣ даже и вообразить не можете, что̀ тутъ такое надъ нами было продѣлано. Какая хитрость надъ хитростью и подлость надъ подлостью! Представьте, оказалось, вѣдь, что мы его жены, дѣйствительно, никогда ни одного разу въ глаза не видали! Онъ насъ считалъ какъ бы недостойными, что ли, этой чести, чтобы познакомить насъ съ его настоящимъ семействомъ, и оно на все время нашей стоянки укрывалось въ тѣхъ дальнихъ комнатахъ, гдѣ мы не были. А эта кукона, по которой мы всѣ съ ума сходили и за счастіе считали ручки да ножки ея цѣловать, а одинъ даже умеръ за нее, — была чортъ знаетъ что такое… просто арфистка изъ кофейни, которую за одинъ червонецъ можно нанять танцовать въ костюмѣ Евы… Она была взята изъ профита къ нашему приходу изъ кофейни и онъ съ нея доходъ имѣлъ… И самъ этотъ Холуянъ-то, съ которымъ мы играли, совсѣмъ былъ не Холуянъ, а тоже наемный шуллеръ, а настоящій Холуянъ только и былъ Антошка на тонкихъ ножкахъ, который все съ безчеревной собакой на охоту ходилъ… Онъ и былъ всему этому дѣлу антрепренеръ! Вотъ это плуты, такъ ужъ плуты! теперь посудите же, каково было намъ, офицерамъ, чувствовать, въ какомъ мы были дурацкомъ положеніи, и по чьей милости? — По милости такой, можно сказать, наипрезрѣннѣйшей дряни!
А узналъ объ этомъ прежде всѣхъ я, но только тоже уже слишкомъ поздно, — когда вся моя военная карьера черезъ эту гадость была испорчена, благодаря глупости моихъ товарищей. Господа же офицеры наши еще и обидѣлись моимъ поступкомъ, нашли, что я будто поступилъ нечестно; выдалъ, изволите видѣть, тайну дамы ея мужу… Вотъ вѣдь какая глупость! Однако, потребовали, чтобы я изъ полка вышелъ. Нечего было дѣлать — я вышелъ. Но при проѣздѣ черезъ городъ жидъ мнѣ все и открылъ.
Я говорю:
— Да какъ же, ихъ попъ-то зачѣмъ же онъ про свою кукону говорилъ, что ей будто можно подъ предлогомъ на бѣдныхъ давать?
— А это, говоритъ, — справедливо, только попъ это про
И что же вы думаете? — ведь он был прав!
Вы себе даже и вообразить не можете, что тут такое над нами было проделано. Какая хитрость над хитростью и подлость над подлостью! Представьте, оказалось, ведь, что мы его жены, действительно, никогда ни одного разу в глаза не видали! Он нас считал как бы недостойными, что ли, этой чести, чтобы познакомить нас с его настоящим семейством, и оно на все время нашей стоянки укрывалось в тех дальних комнатах, где мы не были. А эта кукона, по которой мы все с ума сходили и за счастье считали ручки да ножки ее целовать, а один даже умер за нее, — была черт знает что такое… просто арфистка из кофейни, которую за один червонец можно нанять танцевать в костюме Евы… Она была взята из профита к нашему приходу из кофейни и он с нее доход имел… И сам этот Холуян-то, с которым мы играли, совсем был не Холуян, а тоже наемный шулер, а настоящий Холуян только и был Антошка на тонких ножках, который все с бесчеревной собакой на охоту ходил… Он и был всему этому делу антрепренер! Вот это плуты, так уж плуты! теперь посудите же, каково было нам, офицерам, чувствовать, в каком мы были дурацком положении, и по чьей милости? — По милости такой, можно сказать, наипрезреннейшей дряни!
А узнал об этом прежде всех я, но только тоже уже слишком поздно, — когда вся моя военная карьера через эту гадость была испорчена, благодаря глупости моих товарищей. Господа же офицеры наши еще и обиделись моим поступком, нашли, что я будто поступил нечестно; выдал, изволите видеть, тайну дамы ее мужу… Вот ведь какая глупость! Однако, потребовали, чтобы я из полка вышел. Нечего было делать — я вышел. Но при проезде через город жид мне все и открыл.
Я говорю:
— Да как же, их поп-то зачем же он про свою кукону говорил, что ей будто можно под предлогом на бедных давать?
— А это, — говорит, — справедливо, только поп это про
