— Кланяйся же! кланяйся, мужичокъ! — поощрялъ Изувѣровъ: — проси прощенья… вотъ такъ! виноватъ, молъ, ваше высокородіе! не буду!
— Мму-у-у! мму-у-у! мму-у-у! — твердилъ мужичокъ.
Поощренный этимъ, коллежскій ассесоръ словно остервенился. Откинулся всѣмъ корпусомъ назадъ и нѣкоторое время стоялъ въ этой позѣ, какъ бы разглядывая свою жертву; потомъ началъ раскачиваться изъ стороны въ сторону, наливаясь при этомъ кровью, и наконецъ со всѣхъ ногъ бросился на мужика и принялся его теребить и грабить. Все это было продѣлано до такой степени живо, что у меня даже волосы встали дыбомъ. Мздоимецъ повытаскалъ изъ-за пазухи мужика всѣхъ курятъ, выволокъ изъ кармана за рога корову, потомъ выворотилъ другой карманъ и нашелъ тамъ свинью, которая со страху сейчасъ же опоросилась десятью поросятами, и при всякой находкѣ восклицалъ:
— Па̀пп-па̀! па̀пп-па̀! па̀пп-па̀!
Мужикъ же въ умиленіи вторилъ ему:
— Мму-у-у!!
Наконецъ мздоимецъ отцѣпился, и мужикъ, думая, что вина ему ужъ прощена, тоже началъ проворно становиться на ноги. Однакожъ не тутъ-то было. Коллежскій ассесоръ опять что-то вспомнилъ (и повидимому самое важное) и энергично замахалъ руками, указывая мужику на лапти. Мужикъ сконфузился, какъ будто его уличили въ плутнѣ; затѣмъ безпрекословно опустился на полъ и сталъ разувать онучи и лапти. Все время, покуда происходилъ процессъ разуванія, мздоимецъ внимательно слѣдилъ за виноватымъ и лукаво улыбался, какъ бы говоря: надуть хотѣлъ… негодяй!! И точно: по мѣрѣ того, какъ развертывались мужиковы онучи, изъ нихъ во множествѣ сыпались бѣленькіе и желтенькіе кружочки.
— Это крестовики и полуимперіальчики-съ! — пояснилъ Изувѣровъ.
Коллежскій ассесоръ остервенился вновь. Въ одно мгновеніе ока бросился онъ на виноватаго, обшарилъ съ головы до ногъ, обралъ деньги, снялъ съ мужика армякъ и даже отнялъ мѣдный гребень, висѣвшій у него на поясѣ.
— Па̀пп-па̀! па̀пп-па̀! па̀пп-па̀! — восклицалъ онъ въ восхищеніи.
