воротникомъ? Вѣдь такой формы, сколько мнѣ извѣстно, не существуетъ?
— Для цензуры-съ. Ежели бы я въ настоящій вицъ-мундиръ его нарядилъ — куда бы я съ нимъ сунулся-съ? А теперь съ меня взятки гладки-съ. Тамъ какъ хочешь разумѣй, а у меня одинъ отвѣтъ: партикулярный, молъ, человѣкъ, — только и всего.
— Ну, а зачѣмъ вы его коллежскимъ ассесоромъ прозвали?
— Тоже для цензуры-съ. Пріѣзжалъ ко мнѣ, позвольте вамъ доложить, въ мастерскую человѣкъ одинъ — онъ въ Петербургѣ чиновникомъ служитъ — такъ онъ мнѣ сказывалъ, что тамъ свыше коллежскаго ассесора представлять въ кукольномъ видѣ не дозволяется, а до коллежскаго ассесора будто бы можно. Вотъ я съ тѣхъ поръ и поставилъ себѣ за правило эту самую норму брать.
— Правильно. Ну, такъ покажите мнѣ теперь вашего коллежскаго ассесора, какъ онъ дѣйствуетъ.
— Сейчасъ, вашескородіе. Мы ему сперва-на̀-перво экзаментъ учинимъ. Сказывай, коллежскій ассесоръ: взятки любишь?
— Па̀пп-п-па̀! — вдругъ совершенно отчетливо крикнулъ „человѣчекъ“.
Я даже вздрогнулъ. Какъ-то удивительно непріятно поражалъ голосъ, которымъ были произнесены эти звуки. Точно попугай въ сосѣдней комнатѣ крикнулъ, да еще въ старозавѣтныхъ помѣщичьихъ домахъ приживалки и попадьи такимъ голосомъ говаривали, когда желали веселить своихъ благодѣтелей.
— Это значитъ: люблю-съ, — пояснилъ Изувѣровъ, — и, вновь обращаясь къ „коллежскому ассесору“, продолжалъ: — Большую, поди, мзду любишь?
— Па̀пп-п-па̀!
— Такую, чтобъ ограбить? до тла чтобы?
— Па̀ппа̀! па̀ппа̀! па̀ппа̀!
Троекратно произнеся этотъ возгласъ, коллежскій ассесоръ выказывалъ чрезвычайное волненіе: вращалъ глазами, кивалъ головой, колыхалъ животомъ и хлопалъ руками по бедрамъ, точь-въ-точь какъ бьетъ крыльями птица, которая неожиданно налетѣла на разсыпанный кормъ. Мнѣ показалось, что даже было одно мгновеніе, когда онъ покраснѣлъ…
— Вотъ вы говорили, что ваши „человѣчки“ поступковъ не
