Карась однакожъ не обробѣлъ. Во-первыхъ, онъ столько разнообразныхъ отзывовъ о щукѣ слышалъ, что и самъ познакомиться съ ней любопытствовалъ; а во-вторыхъ онъ зналъ, что у него такое магическое слово есть, которое, ежели его сказать, сейчасъ самую лютую щуку въ карася превратитъ. И очень на это слово надѣялся.
Даже ершъ, видя такую его вѣру, задумался, не слишкомъ ли онъ ужъ далеко зашелъ въ отрицательномъ направленіи. Можетъ быть и въ самомъ дѣлѣ щука только того и ждетъ, чтобы ее полюбили, благой совѣтъ ей дали, умъ и сердце ея просвѣтили? Можетъ быть, она… добрая? Да и карась, пожалуй, совсѣмъ не такой простофиля, какимъ по наружности кажется, а, напротивъ того, съ разсчетцемъ свою карьеру облаживаетъ? Вотъ завтра явится онъ къ щукѣ да прямо и ляпнетъ ей сущую правду, какой она отъ роду ни отъ кого не слыхивала. А щука возьметъ да и скажетъ: за то, что ты мнѣ, карась, самую сущую правду сказалъ, жалую тебя этою заводью; будь ты надъ нею начальникъ!
Приплыла на утро щука, какъ пить дала. Смотритъ на нее карась и дивится: какихъ ему про щуку сплётокъ ни наплели, а она — рыба какъ рыба! Только ротъ до ушей да хайло̀ такое, что какъ разъ ему, карасю, пролѣзть.
— Слышала я, — молвила щука: — что очень ты, карась, уменъ и разглагольствовать мастеръ. Хочу я съ тобой диспутъ имѣть. Начинай.
— Объ счастіи я больше думаю, — скромно, но съ достоинствомъ отвѣтилъ карась. — Чтобы не я одинъ, а всѣ были счастливы. Чтобы всѣмъ рыбамъ во всякой водѣ свободно плавать было, а ежели которая въ тину спрятаться захочетъ, то и въ тинѣ пускай полежитъ.
— Гм… и ты думаешь, что такому дѣлу статься возможно?
— Не только думаю, но и всечасно сего ожидаю.
— Напримѣръ: плыву я, а рядомъ со мною… карась?
— Такъ что̀ же такое?
— Въ первый разъ слышу. А ежели я обернусь да карася-то… съѣмъ?
— Такого закона, ваше высокостепенство, нѣтъ; законъ говоритъ прямо: ракушки, комары, мухи и мошки да послужатъ для рыбъ пропитаніемъ. А кромѣ того позднѣйшими разными указами къ пищѣ
