его на мгновенье сведетъ — и духъ вонъ. А откуда и какъ пришла смерть — онъ и не догадается.
Вотъ развѣ голодомъ онъ себя изведетъ… Ныньче онъ ужъ и за зайцами гоняться пересталъ, только около птицъ ходитъ. Поймаетъ молодую ворону или витютня — только этимъ и сытъ. Такъ даже и тутъ прочіе витютни хоромъ кричатъ: „проклятый! проклятый! проклятый!“
Именно проклятый. Ну, какъ-таки только затѣмъ жить, чтобы убивать и разбойничать? Положимъ, несправедливо его проклинаютъ, нерезонно: не своей волей онъ разбойничаетъ, — но какъ не проклинать? Сколько онъ звѣрья на своемъ вѣку погубилъ! сколько бабъ, мужиковъ обездолилъ, на всю жизнь несчастными сдѣлалъ!
Много лѣтъ онъ въ этихъ мысляхъ промучился; только одно слово въ ушахъ его и гремѣло: „проклятый! проклятый! проклятый!“ Да и самъ себѣ онъ все чаще и чаще повторялъ: „именно проклятый! проклятый и есть; душегубъ, живорѣзъ!“ И все-таки, мучимый голодомъ, шелъ на добычу, душилъ, рвалъ и терзалъ…
И началъ онъ звать смерть. „Смерть! смерть! хоть бы ты освободила отъ меня звѣрей, мужиковъ и птицъ! Хоть бы ты освободила меня отъ самого себя!“ — день и ночь вылъ онъ, на небо глядючи. А звѣри и мужики, слыша его вой, въ страхѣ вопили: „душегубъ! душегубъ! душегубъ!“ Даже небу пожаловаться онъ не могъ безъ того, чтобъ проклятья на него со всѣхъ сторонъ не сыпались.
Наконецъ смерть сжалилась-таки надъ нимъ. Появились въ той мѣстности „лукаши“ [1], и сосѣдніе помѣщики воспользовались ихъ прибытіемъ, чтобы устроить на волка охоту. Лежитъ однажды волкъ въ своемъ ло̀говѣ и слышитъ — зовутъ. Онъ всталъ и пошелъ. Видитъ: впереди путь вѣхами означенъ, а сзади и сбоку мужики за нимъ слѣдятъ. Но онъ уже не пытался прорваться, а шелъ, опустивъ голову, на встрѣчу смерти
И вдругъ его ударило прямо между глазъ.
— Вотъ она… смерть-избавительница!
- ↑ „Лукаши“ — мужички изъ Великолуцкаго уѣзда Псковской губерніи, которые занимаются изученіемъ привычекъ и нравовъ лѣсныхъ звѣрей и потомъ предлагаютъ охотникамъ свои услуги для облавъ.
