иносказаніе? — говоритъ, бывало, одинъ генералъ другому, позавтракавши.
— Думаю, ваше превосходительство, что было въ самомъ дѣлѣ, потому что иначе какъ же объяснить, что на свѣтѣ существуютъ разные языки!
— Стало быть, и потопъ былъ?
— И потопъ былъ, потому что въ противномъ случаѣ какъ же было бы объяснить существованіе допотопныхъ звѣрей? Тѣмъ болѣе, что въ „Московскихъ Вѣдомостяхъ повѣствуютъ…
— А не почитать ли намъ „Московскихъ Вѣдомостей“?
Сыщутъ нумеръ, усядутся подъ тѣнью, прочтутъ отъ доски до доски, какъ ѣли въ Москвѣ, ѣли въ Тулѣ, ѣли въ Пензѣ, ѣли въ Рязани — и ничего, не тошнитъ!
Долго ли, коротко ли, однако генералы соскучились. Чаще и чаще стали они припоминать объ оставленныхъ ими въ Петербургѣ кухаркахъ и втихомолку даже поплакивали.
— Что̀-то теперь дѣлается въ Подъяческой, ваше превосходительство? — спрашивалъ одинъ генералъ другого.
— И не говорите, ваше превосходительство! все сердце изныло! — отвѣчалъ другой генералъ.
— Хорошо-то оно хорошо здѣсь — слова нѣтъ! а все, знаете, какъ-то неловко барашку безъ ярочки! да и мундира тоже жалко!
— Еще какъ жалко-то! Особливо какъ четвертаго класса, такъ на одно шитье посмотрѣть — голова закружится!
И начали они нудить мужика: представь да представь ихъ въ Подъяческую! И что-жъ! оказалось, что мужикъ знаетъ даже Подъяческую, что онъ тамъ былъ, медъ-пиво пилъ, по усамъ текло, въ ротъ не попало!
— А вѣдь мы съ Подъяческой генералы! — обрадовались генералы.
— А я, коли видѣли: виситъ человѣкъ снаружи дома, въ ящикѣ на веревкѣ, и стѣну краской мажетъ, или по крышѣ словно муха ходитъ — это онъ самый я и есть! — отвѣчалъ мужикъ.
И началъ мужикъ на бобахъ разводить, какъ бы ему своихъ генераловъ порадовать за то, что они его, тунеядца, жаловали и му-