ровы и бодры, нужно, чтобъ они воспитывались въ родной стихіи, а не въ норѣ, гдѣ онъ почти ослѣпъ отъ вѣчныхъ сумерекъ. Необходимо, чтобъ пискари достаточное питаніе получали, чтобъ не чуждались общественности, другъ съ другомъ хлѣбъ-соль бы водили и другъ отъ друга добродѣтелями и другими отличными качествами заимствовались. Ибо только такая жизнь можетъ совершенствовать пискарью породу и не дозволитъ ей измельчать и выродиться въ снѣтка.
Неправильно полагаютъ тѣ, кои думаютъ, что лишь тѣ пискари могутъ считаться достойными гражданами, кои, обезумѣвъ отъ страха, сидятъ въ норахъ и дрожатъ. Нѣтъ, это не граждане, а по меньшей мѣрѣ безполезные пискари. Никому изъ нихъ ни тепло, ни холодно, никому ни чести, ни безчестія, ни славы, ни безславія… живутъ, даромъ мѣсто занимаютъ, да кормъ ѣдятъ.
Все это представилось до того отчетливо и ясно, что вдругъ ему страстная охота пришла: „вылѣзу-ка я изъ норы да гоголемъ по всей рѣкѣ проплыву!“ Но едва онъ подумалъ объ этомъ, какъ опять испугался. И началъ, дрожа, помирать. Жилъ — дрожалъ, и умиралъ — дрожалъ.
Вся жизнь мгновенно передъ нимъ пронеслась. Какія были у него радости? кого онъ утѣшилъ? кому добрый совѣтъ подалъ? кому доброе слово сказалъ? кого пріютилъ, обогрѣлъ, защитилъ? кто слышалъ объ немъ? кто объ его существованіи вспомнитъ?
И на всѣ эти вопросы ему пришлось отвѣчать: никому, никто.
Онъ жилъ и дрожалъ — только и всего. Даже вотъ теперь: смерть у него на носу, а онъ все дрожитъ, самъ не знаетъ, изъ-за чего. Въ норѣ у него темно, тѣсно, повернуться негдѣ; ни солнечный лучъ туда не заглянетъ, ни тепломъ не пахнётъ. И онъ лежитъ въ этой сырой мглѣ, незрячій, изможденный, никому ненужный, лежитъ и ждетъ: когда же, наконецъ, голодная смерть окончательно освободитъ его отъ безполезнаго существованія!
Слышно ему, какъ мимо его норы шмыгаютъ другія рыбы — можетъ быть, какъ и онъ, пискари — и ни одна не поинтересуется имъ. Ни одной на мысль не придетъ: дай-ка, спрошу я у премудраго пискаря, какимъ онъ манеромъ умудрился слишкомъ сто лѣтъ прожить, и ни щука его не заглотала, ни ракъ клешней не перешибъ, ни рыболовъ на уду не поймалъ? Плывутъ себѣ мимо, а можетъ быть и не
