Александра Павловна дошла до деревеньки, остановилась у крайней избушки, весьма ветхой и низкой, и, подозвавъ своего казачка, велѣла ему войти въ нее и спросить о здоровьѣ хозяйки. Онъ скоро вернулся въ сопровожденіи дряхлаго мужика съ бѣлой бородой.
— Ну, что? спросила Александра Павловна.
— Жива еще…. проговорилъ старикъ.
— Можно войти?
— Отчего же? можно.
Александра Павловна вошла въ избу. Въ ней было тѣсно, и душно, и дымно…. Кто-то закопошился и застоналъ на лежанкѣ. Александра Павловна оглянулась и увидѣла въ полумракѣ желтую и сморщенную голову старушки, повязанной клѣтчатымъ платкомъ. Покрытая по самую грудь тяжелымъ армякомъ, она дышала съ трудомъ, слабо разводя худыми руками.
Александра Павловна приблизилась къ старушкѣ и прикоснулась пальцами до ея лба…. онъ такъ и пылалъ.
— Какъ ты себя чувствуешь, Матрена? спросила она, наклонившись надъ лежанкой.
— О-охъ! простонала старушка, всмотрѣвшись въ Александру Павловну. — Плохо, плохо, родная! Смертный часикъ пришелъ, голубушка!
— Богъ милостивъ, Матрена: можетъ быть, ты поправишься. Ты приняла лекарство, которое я тебѣ прислала? Старушка тоскливо заохала и не отвѣчала. Она не разслышала вопроса.
— Приняла, проговорилъ старикъ, остановившійся у двери.
Александра Павловна обратилась къ нему.
— Кромѣ тебя при ней никого нѣтъ? спросила она.
— Есть дѣвочка — ея внучка, да все вотъ отлучается. Не посидитъ: такая егозливая. Воды подать испить бабкѣ — и то лѣнь. А я самъ старъ: куда мнѣ!
