— Не зѣвай или зѣвай какъ слѣдуетъ, про себя! закричалъ Иванъ Савичъ.
Воцарилось молчаніе, но не надолго. Поднялся сухой, продолжительный кашель. Пріятель мой пожалъ плечами.
— Вотъ, кашлять сталъ! Не можешь посидѣть смирно? А отчего кашель? оттого, что все по сѣнямъ, да по двору таскаешься въ одномъ жилетѣ. Говорилъ тебѣ: нѣтъ, не слушаешься. Ну, смотри, у меня и спи на дворѣ, а здѣсь я кашлять тебѣ не позволю.
Послѣ этого увѣщанія оба замолчали, и Иванъ Савичъ опять принялся за свои занятія: за вытягиваніе и поджиманіе ногъ, за стряхиваніе пепла и проч.
Вдругъ въ залѣ послышались шаги Авдѣя. Онъ явился въ кабинетъ и сталъ у дверей. То былъ низенькій, плѣшивый, пожилой человѣкъ. Волосы у него на затылкѣ были съ просѣдью.
— Что тебѣ надо? спросилъ Иванъ Савичъ.
— Я забылъ вамъ сказать: дворникъ давича говорилъ, что на васъ хотятъ жаловаться...
— Кому? кому? съ испугомъ спросилъ Иванъ Савичъ.
— Хозяину жильцы.
— Жильцы? хозяину?
— Да-съ: слышь, женскому полу проходу недаемъ...
— Цс! что, дуракъ, орешь!
— Да-съ. Вонъ этотъ чиновникъ, что противъ насъ живетъ, продолжалъ Авдѣй:—очень недоволенъ. Дворникъ говоритъ: какъ, говорить, твой баринъ со двора, такъ и жена эвтаго чиновника на рынокъ-съ съ дѣвкой идетъ. На что это, говоритъ, похоже? Мужъ-то, говоритъ, разъ и пошелъ слѣдомъза вами и видѣлъ, говоритъ, какъ вы, вишь, вышли изъ переулка да съ ней рядомъ и пошли, и былъ, говоритъ, очень, очень недоволенъ: ворчалъ цѣлый день и только къ вечеру угомонился, и то оттого, что выпилъ.
