меня, да уложи.“ Раздѣванье сопровождается вздохами и жалобами, которые слышны всѣмъ изъ-за перегородки.—„Завтра на вахту рано вставать, говоритъ онъ, вздыхая:—„подложи еще подушку, повыше, да постой, не уходи, я, можетъ-быть, что-нибудь вздумаю!“
Вотъ къ нему-тоя и обратился съ просьбою, нельзя ли мнѣ отпускать по кружкѣ прѣсной воды на умыванье, потому-де, что мыло не распускается въ морской водѣ, что я не морякъ, къ морскому образу жизни не привыкъ, и слѣдовательно, на меня, казалось бы, строгость эта распространяться не должна.—„Вы знаете“, началъ онъ, взявъ меня за руки,—„какъ я васъ уважаю и какъ дорожу вашимъ расположеніемъ: да, вы не сомнѣваетесь въ этомъ?“ настойчиво допытывался онъ.—„Нѣтъ“, съ чувствомъ подтвердилъ я, въ надеждѣ, что станетъ давать мнѣ прѣсную воду.— „Повѣрьте“, продолжалъ онъ, „что если бъ я среди моря умиралъ отъ жажды, я бы отдалъ вамъ послѣдній стаканъ: вы вѣрите этому?“—„Да…“ уже нерѣшительно отвѣчалъ я, начиная подозрѣвать, что не получу воды.—„Вѣрьте этому“, продолжалъ онъ,—„но мнѣ больно, совѣстно, я готовъ—ахъ, Боже мой! зачѣмъ это… Вы, можетъ-быть, подумаете, что я не желаю, не хочу… (и онъ пролилъ потокъ синонимовъ). Нѣтъ, не не хочу я, а не могу, не приказано. Повѣрьте,“ если бъ я имѣлъ малѣйшую возможность, то, конечно, надѣюсь, вы не сомнѣваетесъ…“ И повторилъ свой монологъ.—„Ну, нечего дѣлать: le devoir avant tout“, сказалъ я:—„я не думалъ, что это такъ строго“. Но ему жаль было отказать совсѣмъ.—„Вы говорите, что Ѳаддеевъ таскалъ воду тихонько“, сказалъ онъ.—„Да“.—„Такъ я его за это на бакъ отправлю“.—„Вамъ мало кажется, что его Терентьевъ попотчивалъ лопаремъ“, замѣтилъ я,—„вы еще хотите прибавить? Притомъ я сказалъ вамъ это по довѣренности, вы не имѣете права…“—„Правда, правда, нѣтъ, это я такъ…
