— Та богато. Кацапа найбільше.
— А ваши-то развѣ не ходятъ?
— Та й наши ходятъ. А дозвольте спитать, відкиля ви? Изъ-підъ Москви, мабудь?
— А что̀?
— Та такъ, видно, що чужесторонній.
И хохолъ, даже не взглянувъ на меня, снова спокойно пошелъ за плугомъ.
Я уже чувствовалъ усталость. Ноги ныли въ пыльныхъ горячихъ сапогахъ. Бодрое настроеніе ослабѣвало; нужно было развлекать себя. И я принялся считать шаги, и занятіе это такъ увлекло меня, что я очнулся только тогда, когда дорога круто завернула влѣво и вдругъ ослѣпила рѣзкой бѣлизной мѣла. Вдалекѣ, налѣво, на самомъ горизонтѣ, надъ чащею лѣса сверкалъ золотой звѣздой куполъ какой-то церкви. Но я едва взглянулъ туда. Донецъ былъ направо, въ ста шагахъ отъ меня, въ огромной, глубокой долинѣ.
Долго простоялъ я неподвижно, глядя на мутную синеву этихъ привольныхъ луговъ. Донецъ былъ въ разливѣ, вся долина была затоплена водою. Стальныя полосы рѣки тамъ и сямъ сверкали въ чащахъ коричневыхъ тростниковъ и залитыхъ половодьемъ прибрежныхъ лѣсовъ, а къ югу разливались все шире, совсѣмъ уже смутныя у подножія далекихъ мѣловыхъ горъ. И горы бѣлѣли смутно-смутно, и чайки кричали такъ слабо и странно, и вся меланхолія этого пейзажа такъ гармонировала со всѣмъ тѣмъ, что̀, казалось, еще незримо вѣетъ здѣсь изъ глубины вѣковъ.
Я обгонялъ идущій на богомолье народъ — женщинъ, подростковъ, дряхлыхъ калѣкъ съ выцвѣтшими отъ времени и степныхъ вѣтровъ глазами, и все думалъ о старинѣ, о той чудной власти, которая дана прошлому. Откуда она и что она значитъ? Не въ ней ли заключается одна изъ величайшихъ тайнъ жизни? И почему она управляетъ человѣкомъ съ такой дивной силой? Въ чувствѣ религіозномъ наше, часто не сознаваемое, преклоненіе передъ прошлымъ, наше таинственное родство съ мыслями и дѣлами всѣхъ отжившихъ играетъ великую роль…
Между тѣмъ монастырь все еще не показывался. Небо потускнѣло, вѣтеръ началъ пылить по дорогѣ, и въ степи стало скучно. Донецъ скрылся за холмами… Я попросилъ проѣзжаго хлопца подвезти меня, и онъ посадилъ меня въ свою телѣжку на двухъ колесахъ. Мы разговорились, и я не замѣтилъ, какъ мы въѣхали въ лѣсъ и стали спускаться подъ гору.
— Та богато. Кацапа найбільше.
— А ваши-то разве не ходят?
— Та й наши ходят. А дозвольте спитать, відкиля ви? Из-під Москви, мабудь?
— А что?
— Та так, видно, що чужесторонній.
И хохол, даже не взглянув на меня, снова спокойно пошел за плугом.
Я уже чувствовал усталость. Ноги ныли в пыльных горячих сапогах. Бодрое настроение ослабевало; нужно было развлекать себя. И я принялся считать шаги, и занятие это так увлекло меня, что я очнулся только тогда, когда дорога круто завернула влево и вдруг ослепила резкой белизной мела. Вдалеке, налево, на самом горизонте, над чащею леса сверкал золотой звездой купол какой-то церкви. Но я едва взглянул туда. Донец был направо, в ста шагах от меня, в огромной, глубокой долине.
Долго простоял я неподвижно, глядя на мутную синеву этих привольных лугов. Донец был в разливе, вся долина была затоплена водою. Стальные полосы реки там и сям сверкали в чащах коричневых тростников и залитых половодьем прибрежных лесов, а к югу разливались все шире, совсем уже смутные у подножия далеких меловых гор. И горы белели смутно-смутно, и чайки кричали так слабо и странно, и вся меланхолия этого пейзажа так гармонировала со всем тем, что, казалось, еще незримо веет здесь из глубины веков.
Я обгонял идущий на богомолье народ — женщин, подростков, дряхлых калек с выцветшими от времени и степных ветров глазами, и все думал о старине, о той чудной власти, которая дана прошлому. Откуда она и что она значит? Не в ней ли заключается одна из величайших тайн жизни? И почему она управляет человеком с такой дивной силой? В чувстве религиозном наше, часто не сознаваемое, преклонение перед прошлым, наше таинственное родство с мыслями и делами всех отживших играет великую роль…
Между тем монастырь все еще не показывался. Небо потускнело, ветер начал пылить по дороге, и в степи стало скучно. Донец скрылся за холмами… Я попросил проезжего хлопца подвезти меня, и он посадил меня в свою тележку на двух колесах. Мы разговорились, и я не заметил, как мы въехали в лес и стали спускаться под гору.
