Страница:Полное собрание сочинений И. А. Бунина. Т. 2 (1915).djvu/164

Эта страница была вычитана


— 164 —

обозъ по большой дорогѣ. Мужикъ, насыпающій яблоки, ѣстъ ихъ съ сочнымъ трескомъ одно за однимъ, но ужъ таково заведеніе — никогда мѣщанинъ не оборветъ его, а еще скажетъ:

— Вали, ѣшь досыта, — дѣлать нечего! На сливаньи всѣ медъ пьютъ.

И прохладную тишину утра нарушаетъ только сытое квохтанье дроздовъ на коралловыхъ рябинахъ въ чащѣ сада, голоса да гулкій стукъ ссыпаемыхъ въ мѣры и кадушки яблокъ. Въ порѣдѣвшемъ саду далеко видна дорога къ большому шалашу, усыпанная соломой, и самый шалашъ, около котораго мѣщане обзавелись за лѣто цѣлымъ хозяйствомъ. Всюду сильно пахнетъ яблоками, тутъ — особенно. Въ шалашѣ устроены постели, стоитъ одноствольное ружье, позеленѣвшій самоваръ, въ уголкѣ — посуда. Около шалаша валяются рогожи, ящики, всякіе истрепанные пожитки, вырыта земляная печка. Въ полдень на ней варится великолѣпный кулешъ съ саломъ, вечеромъ грѣется самоваръ, и по саду, между деревьями, разстилается длинной полосой голубоватый дымъ. Въ праздничные же дни около шалаша — цѣлая ярмарка, и за деревьями поминутно мелькаютъ красные уборы. Толпятся бойкія дѣвки-однодворки въ сарафанахъ, сильно пахнущихъ краской, приходятъ „барскія“ въ своихъ красивыхъ и грубыхъ, дикарскихъ костюмахъ, молодая старостиха, беременная, съ широкимъ соннымъ лицомъ и важная, какъ холмогорская корова. На головѣ ея „рога“, — косы положены по бокамъ макушки и покрыты нѣсколькими платками, такъ что голова кажется огромной; ноги, въ полусапожкахъ съ подковками, стоятъ тупо и крѣпко; безрукавка — плисовая, занавѣска длинная, а панева — черно-лиловая съ полосами кирпичнаго цвѣта и обложенная на подолѣ широкимъ золотымъ „прозументомъ“…

— Хозяйственная бабочка! — говоритъ о ней мѣщанинъ, покачивая головою. — Переводятся теперь такія…

А мальчишки въ бѣлыхъ замашныхъ рубашкахъ и коротенькихъ порточкахъ, съ бѣлыми раскрытыми головами, все подходятъ. Идутъ по-двое, по-трое, мелко перебирая босыми ножками, и косятся на лохматую овчарку, привязанную къ яблонѣ. Покупаетъ, конечно, одинъ, ибо и покупки-то всего на копейку или на яйцо, но покупателей много, торговля идетъ бойко, и худой чахоточный мѣщанинъ въ длинномъ сюртукѣ и рыжихъ сапогахъ — веселъ. Вмѣстѣ съ братомъ, картавымъ, шустрымъ полуидіотомъ, который живетъ у него „изъ милости“, онъ торгуетъ съ шуточками, прибаутками и даже иногда „тронетъ“ на тульской гармо-


Тот же текст в современной орфографии

обоз по большой дороге. Мужик, насыпающий яблоки, ест их с сочным треском одно за одним, но уж таково заведение — никогда мещанин не оборвет его, а еще скажет:

— Вали, ешь досыта, — делать нечего! На сливании все мед пьют.

И прохладную тишину утра нарушает только сытое квохтанье дроздов на коралловых рябинах в чаще сада, голоса да гулкий стук ссыпаемых в меры и кадушки яблок. В поредевшем саду далеко видна дорога к большому шалашу, усыпанная соломой, и самый шалаш, около которого мещане обзавелись за лето целым хозяйством. Всюду сильно пахнет яблоками, тут — особенно. В шалаше устроены постели, стоит одноствольное ружье, позеленевший самовар, в уголке — посуда. Около шалаша валяются рогожи, ящики, всякие истрепанные пожитки, вырыта земляная печка. В полдень на ней варится великолепный кулеш с салом, вечером греется самовар, и по саду, между деревьями, расстилается длинной полосой голубоватый дым. В праздничные же дни около шалаша — целая ярмарка, и за деревьями поминутно мелькают красные уборы. Толпятся бойкие девки-однодворки в сарафанах, сильно пахнущих краской, приходят «барские» в своих красивых и грубых, дикарских костюмах, молодая старостиха, беременная, с широким сонным лицом и важная, как холмогорская корова. На голове ее «рога», — косы положены по бокам макушки и покрыты несколькими платками, так что голова кажется огромной; ноги, в полусапожках с подковками, стоят тупо и крепко; безрукавка — плисовая, занавеска длинная, а панева — черно-лиловая с полосами кирпичного цвета и обложенная на подоле широким золотым «прозументом»…

— Хозяйственная бабочка! — говорит о ней мещанин, покачивая головою. — Переводятся теперь такие…

А мальчишки в белых замашных рубашках и коротеньких порточках, с белыми раскрытыми головами, все подходят. Идут по двое, по трое, мелко перебирая босыми ножками, и косятся на лохматую овчарку, привязанную к яблоне. Покупает, конечно, один, ибо и покупки-то всего на копейку или на яйцо, но покупателей много, торговля идет бойко, и худой чахоточный мещанин в длинном сюртуке и рыжих сапогах — весел. Вместе с братом, картавым, шустрым полуидиотом, который живет у него «из милости», он торгует с шуточками, прибаутками и даже иногда «тронет» на тульской гармо-