Звѣздный свѣтъ бѣлѣетъ,
И земля окрестъ
Стынетъ-цѣпенѣетъ
Въ млечномъ свѣтѣ звѣздъ.
Тишина пустыни...
Четко за горой
На рѣкѣ въ долинѣ
Треснетъ ледъ порой...
Метеоръ зажжется,
Озаряя снѣгъ...
Шорохъ пронесется —
Звѣря легкій бѣгъ...
И опять — молчанье...
Въ блѣдной мглѣ равнинъ,
Затаивъ дыханье,
Я стою одинъ.
1890.
Свѣжѣютъ съ каждымъ днемъ и молодѣютъ сосны,
Чернѣетъ лѣсъ, синѣетъ мягко даль,—
Сдается наконецъ сырымъ вѣтрамъ февраль,
И потемнѣлъ въ лощинахъ снѣгъ наносный.
На гумнахъ и въ саду по-зимнему покой
Царитъ въ затишьѣ дѣдовскихъ строеній,
Но что-то тянетъ въ залъ, холодный и пустой,
Гдѣ пахнетъ сыростью весенней.
Сквозь стекла потныя заклеенныхъ дверей
Гляжу я на балконъ, гдѣ снѣгъ еще наваленъ,
И голый, мокрый садъ теперь мнѣ не печаленъ,—
На гнѣзда въ сучьяхъ липъ опять я жду грачей.
Жду, какъ въ тюрьмѣ, давно желанной воли,
Тумановъ мартовскихъ, чернѣющихъ бугровъ,
И свѣта, и тепла отъ бѣлыхъ облаковъ,
И первыхъ жаворонковъ въ полѣ!
1892.
