Лошади продрогли. Сѣверъ дышитъ
Вѣтромъ ночи и полынь колышетъ...
Вотъ и утро! — Въ колеяхъ дорогъ
Грязь чернѣетъ, лужи заалѣли...
Томно псы голодные запѣли...
Встань, труби въ холодный, звонкій рогъ!
Старыхъ предковъ я наслѣдье чую,
Звѣремъ въ полѣ осенью ночую,
На зарѣ добычи жду... Скудна
Жизнь моя, расцвѣтшая въ неволѣ,
И хочу я слѣпо въ дикомъ полѣ
Силу страсти вычерпать до дна!
1900.
Подъ небомъ мертвенно-свинцовымъ
Угрюмо меркнетъ зимній день,
И нѣтъ конца лѣсамъ сосновымъ,
И далеко до деревень.
Одинъ туманъ молочно-синій,
Какъ чья-то кроткая печаль,
Надъ этой снѣжною пустыней
Смягчаетъ сумрачную даль.
1896.
- * *
Вьется путь въ снѣгахъ, въ степи широкой.
Вотъ — луга и надъ оврагомъ мостъ,
Подъ горой — поселокъ одинокій,
На горѣ — заброшенный погостъ.
Ни души въ поселкѣ; не краснѣютъ
Изъ-подъ крышъ вечерніе огни;
Слѣпо срубы въ сумеркахъ чернѣютъ...
Знаю я, — покинуты они.
Пахнетъ въ нихъ холодною золою,
Въ печку провалилася труба,
И давно ужъ смотритъ нежилою,
Мертвой и холодною изба.
