Такъ на ихъ тутъ обозначаеть Портица, и отъ нея ходъ дунайскимъ гирломъ у Бабу̀ и выше въ дунайскіе города.—Ну,—говорить рыбалка имъ,—теперь тутъ не то что корабль вашъ, и наша лодочка у Бабу̀ не проталапается.
— Такъ оно и было, вѣрно. А теперь тутъ сталъ лиманъ, и плавня рыночками поросла, а къ Бабѣ пошло озеро. Тутъ, значить, прежде Ду̀най проходилъ.
Это объясняетъ странное присутствіе развалинъ въ глубинѣ непроходимаго лимана. Старые остовы стѣнъ какъ будто сторожатъ умершее и никому не нужное гирло… Всѣ задумались. Весла тихо взламывали спокойную, стоячую воду… Сквозь молчаніе дремлющаго лимана какъ будто раскрылась какая-то завѣса, а изъ-за нея на одно мгновеніе выглянуло на насъ давнее прошлое… Высится крѣпость… стоятъ на стѣнахъ невѣдомые воины, и давно исчезнувшія волны плещутся въ берегъ, и давно истлѣвшіе корабли съ тяжелыми и странными парусами плывутъ мимо, и мореходцы обмѣниваются съ крѣпостью непонятными сигналами… Плавня съ шепчущими камышами вся наполняется образами прошлаго…
Въ лодкѣ послышался глубокій вздохъ.
Это вздохнулъ безмолвно сидѣвшій до сихъ поръ курчавый старикъ съ руками на колѣняхъ, глядѣвшій впередъ своимъ мечтательнымъ взглядомъ. Все время, пока въ лодкѣ разговаривали и спорили, пока горячился Иванъ Гавриловъ и черный бѣлопоповецъ кидалъ свои сердитыя реплики, онъ молчалъ и, повидимому, думалъ все объ одномъ и томъ же предметѣ. Теперь, когда лодка была уже близка къ цѣли и на насъ надвигались близкіе уступы горы съ виноградникомъ, онъ безпокойно задвигался на мѣстѣ, выраженіе его лица стало еще прискорбнѣе, и онъ сказалъ, не глядя ни на кого въ частности (видимо, однако, онъ возлагалъ какія-то надежды на меня, заѣзжаго ученаго человѣка):
— А что… сказывають… есть еще гдѣ-то настоящій Некрасовъ?..
— Что тебѣ... У Майносѣ и есть настоящій,—отвѣтилъ Иванъ.
— Нѣтъ… той принялъ амвросіанскихъ поповъ… будто дальше, въ Надоліи… Не то у Сирійскомъ царствѣ… Гдѣ-то, сказывають, живеть настоящій…
— Едва ли, — отвѣчаю я, чувствуя, что, не глядя на меня, онъ мнѣ адресуетъ этотъ вопросъ.
— А насчетъ вѣры… какъ теперь у Рассеѣ?..
— Знаешь самъ, какъ у Рассеѣ… Чего пытаешь?—буркнулъ Иванъ и опять съ досадой плюнулъ въ лиманъ…
