виднѣлись нушки, а пушкари у нихъ ностоянпо смѣнялись: то стояли съ фитилями поляки, въ сиоихъ песрыхъ куптушахъ, а казаки и „голота“ подымали кругомъ пыль, облегая городъ… то, наоборотъ, изъ пушекъ палили казаки, а польскіе отряды кидались на окопы. Говорили, будто лозинскіе были когда-то „реестровыми“ казаками и получили разныя привилегіи отъ польскихъ королей. Ходили даже слухи, будто они были когда-то и за что-то пожалованы дворянствомъ.
Все это, однако, давно забылось. Въ шестидесятыхъ годахъ умеръ столѣтній старикъ Лозинскій-Шулякъ. Въ послѣдніе годы онъ уже ни съ кѣмъ не разговаривалъ, а только громко молился или читалъ старую славянскую библію. Но люди еще помнили, какъ онъ разсказывалъ о прежнихъ годахъ, о запорожьи, о гайдамакахъ, о томъ, какъ и онъ уходилъ на Днѣпръ и потомъ съ ватажками нападалъ на Хлѣбно и на Клевань, и какъ осажденные въ горящей избѣ гайдамаки стрѣляли изъ оконъ, пока отъ жара не лопались у нихъ глаза и не взрывались сами собой пороховницы. И старикъ сверкалъ дикими потухающими глазами и говорилъ: „Гей-гей! Было когда-то наше время… Была у насъ свобода!..“ А лозищане—уже третье или четвертое поколѣніе—слушая эти странные разсказы, крестились и говорили: „а то-жъ не дай Господи Боже!“
Сами они давно уже запахали въ землю всѣ привилегіи и жили подъ самымъ мѣстечкомъ ни мужиками, ни мѣщанами. Говорили какъ будто по-малорусски, но на особомъ волынскомъ нарѣчіи, съ примѣсью рольскихъ и русскихъ словъ, исповѣдывали когда-то греко-уніатскую вѣру, а потомъ, послѣ нѣкоторыхъ замѣшательствъ, были причислены къ православному приходу, а старая церковка была закрыта и постепенно развалилась… Пахали землю, ходили въ бѣлыхъ и сѣрыхъ свитахъ, съ синими или красными поясами, штаны носили широкіе, шапки бараньи. И хотя, можетъ быть, были бѣднѣе своихъ сосѣдей, но все же смутная память о какомъ-то лучшемъ прошломъ держалась подъ соломенными стрѣхами лозищанскихъ хатъ. Ходили лозищане чище крестьянъ, были почти всѣ грамотны по церковному, и объ нихъ говорили, что они держатъ себя слишкомъ гордо. Правда, это очень трудно было бы замѣтить постороннему, потому что при встрѣчѣ съ господами или начальствомъ они такъ же торопливо сворачивали съ дороги, такъ же низко кланялись и такъ же иной разъ цѣловали смиренно господскія руки. Но всетаки было что-то, и опытные люди что-то замѣчали. О лозищанахъ говорили, что они что-то вспоминаютъ, о чемъ-то во-
