минуты порывистой нѣжности и сильнаго нервнаго возбужденія смѣнялись днями подавленной безпросвѣтной печали. Въ темной гостиной по вечерамъ рояль плакала и надрывалась глубокою и болѣзненною грустью, и каждый ея звукъ отзывался болью въ сердцѣ Анны Михайловны. Наконецъ, худшія ея опасенія сбылись: къ юношѣ вернулись тревожные сны его дѣтства.
Однимъ утромъ Анна Михайловна вошла въ комнату сына. Онъ еще спалъ, но его сонъ былъ какъ-то странно тревоженъ: глаза полуоткрылись и тускло глядѣли изъ-подъ приподнятыхъ вѣкъ, лицо было блѣдно, и на немъ виднѣлось выраженіе безпокойства.
Мать остановилась, окидывая сына внимательнымъ взглядомъ, стараясь открыть причину странной тревоги. Но она видѣла только, что эта тревога все выростаетъ, и на лицѣ спящаго обозначается все яснѣе выраженіе напряженнаго усилія.
Вдругъ ей почудилось надъ постелью какое-то едва уловимое движеніе. Яркій лучъ ослѣпительнаго зимняго солнца, ударявшій въ стѣну надъ самымъ изголовьемъ, будто дрогнулъ и слегка скользнулъ внизъ. Еще и еще… свѣтлая полоска тихо прокрадывалась къ полуоткрытымъ глазамъ, и по мѣрѣ ея приближенія безпокойство спящаго все возрастало.
Анна Михайловна стояла неподвижно, въ состояніи, близкомъ къ кошмару, и не могла оторвать испуганнаго взгляда отъ огненной полосы, которая, казалось ей, легкими, но все же замѣтными толчками все ближе надвигается къ лицу ея сына. И это лицо все больше блѣднѣло, вытягивалось, застывало въ выраженіи тяжелаго усилія. Вотъ желтоватый отблескъ заигралъ въ волосахъ, затеплился на лбу юноши. Мать вся подалась впередъ, въ инстинктивномъ стремленіи защитить его, но ноги ея не двигались, точно въ настоящемъ кошмарѣ. Между тѣмъ, вѣки спящаго совсѣмъ приподнялись, въ неподвижныхъ зрачкахъ заискрились лучи, и голова замѣтно отдѣлилась отъ подушки, на встрѣчу свѣта. Что-то въ родѣ улыбки или плача пробѣжало судорожною вспышкой по губамъ, и все лицо опять застыло въ неподвижномъ порывѣ.
Наконецъ, мать побѣдила оковавшую ея члены неподвижность и, подойдя къ постели, положила руку на голову сына. Онъ вздрогнулъ и проснулся.
— Ты, мама?—спросилъ онъ.
— Да, это я.
Онъ приподнялся. Казалось, тяжелый туманъ застилалъ его сознаніе. Но черезъ минуту онъ сказалъ:
— Я опять видѣлъ сонъ… Я теперь часто вижу сны, но… ничего не помню…
