Пришла зима. Выпалъ глубокій снѣгъ и покрылъ дороги, поля, деревни. Усадьба стояла вся бѣлая, на деревьяхъ лежали пушистые хлопья, точно садъ опять распустился бѣлыми листьями… Въ большомъ каминѣ потрескивалъ огонь, каждый входящій со двора вносилъ съ собою свѣжесть и запахъ мягкаго снѣга…
Поэзія перваго зимняго дня была по своему доступна слѣпому. Просыпаясь утромъ, онъ ощущалъ всегда особенную бодрость и узнавалъ приходъ зимы по топанью людей, входящихъ въ кухню, по скрипу дверей, по острымъ едва уловимымъ струйкамъ, разбѣгавшимся по всему дому, по скрипу шаговъ на дворѣ, по особенной „холодности“ всѣхъ наружныхъ звуковъ. И когда онъ выѣзжалъ съ Іохимомъ по первопутку въ поле, то слушалъ съ наслажденіемъ звонкій скрипъ саней и какія-то гулкія щелканья, которыми лѣсъ изъ-за рѣчки обмѣнивался съ дорогой и полемъ.
На этотъ разъ первый бѣлый день повѣялъ на него только большею грустью. Надѣвъ съ утра высокіе сапоги, онъ пошелъ, прокладывая рыхлый слѣдъ по дѣвственнымъ еще дорожкамъ, къ мельницѣ.
Въ саду было совершенно тихо. Смерзшаяся земля, покрытая пушистымъ мягкимъ слоемъ, совершенно смолкла, не отдавая звуковъ: за то воздухъ сталъ какъ-то особенно чутокъ, отчетливо и полно перенося на далекія разстоянія и крикъ вороны, и ударъ топора, и легкій трескъ обломавшейся вѣтки… По временамъ слышался странный звонъ, точно отъ стекла, переходившій на самыя высокія ноты и замиравшій какъ будто въ огромномъ удаленіи. Это мальчишки кидали камни на деревенскомъ пруду, покрывшемся къ утру тонкой пленкой перваго льда.
Въ усадьбѣ прудъ тоже замерзъ, но рѣчка у мельницы, отяжелѣвшая и темная, все еще сочилась въ своихъ пушистыхъ берегахъ и шумѣла на шлюзахъ.
Петръ подошелъ къ плотинѣ и остановился, прислушиваясь. Звонъ воды былъ другой—тяжелѣе и безъ мелодіи. Въ немъ какъ будто чувствовался холодъ помертвѣвшихъ окрестностей…
Въ душѣ Петра тоже было холодно и сумрачно. Темное чувство, которое еще въ тотъ счастливый вечеръ поднималось изъ глубины души какимъ-то опасеніемъ, неудовлетворенностью и вопросомъ, теперь разрослось и заняло въ душѣ мѣсто, принадлежавшее ощущеніямъ радости и счастья.
Эвелины въ усадьбѣ не было. Яскульскіе собрались съ