— Слѣпой,—прошептала, дѣвушка съ легкимъ испугомъ.
— Тише,—отвѣтила мать,—и еще… Ты замѣчаешь?
— Да…
Трудно было не замѣтить въ лицѣ послушника страннаго сходства съ Петромъ. Та же нервная блѣдность, тѣ же чистые, но неподвижные зрачки, то же безпокойное движеніе бровей, настораживавшихся при каждомъ новомъ звукѣ и бѣгавшихъ надъ глазами, точно щупальцы у испуганнаго насѣкомаго… Его черты были грубѣе, вся фигура угловатѣе,—но тѣмъ рѣзче выступало сходство. Когда онъ глухо закашлялся, схватившись руками за впалую грудь,—Анна Михайловна смотрѣла на него широко раскрытыми глазами, точно передъ ней вдругъ появился призракъ…
Переставъ кашлять, онъ отперъ дверь и, остановясь на порогѣ, спросилъ нѣсколько надтреснутымъ голосомъ:
— Ребятъ нѣтъ? Кышь, проклятые!—мотнулся онъ въ ихъ сторону всѣмъ тѣломъ и потомъ, пропуская впередъ молодыхъ людей, сказалъ голосомъ, въ которомъ слышалась какая-то вкрадчивость и жадность:
— Звонарю пожертвуете сколько-нибудь?.. Идите осторожно,—темно…
Все общество стало подыматься по ступенямъ. Анна Михайловна, которая прежде колебалась передъ неудобнымъ и крутымъ подъемомъ, теперь съ какою-то покорностью пошла за другими.
Слѣпой звонарь заперъ дверь… Свѣтъ исчезъ, и лишь черезъ нѣкоторое время Анна Михайловна, робко стоявшая внизу, пока молодежь, толкаясь, подымалась по извилинамъ лѣстницы,—могла разглядѣть тусклую струйку сумеречнаго свѣта, лившуюся изъ какого-то косого пролета въ толстой каменной кладкѣ. Противъ этого луча слабо свѣтилось нѣсколько пыльныхъ, неправильной формы камней.
— Дядько, дядюшка, пустить,—раздались изъ-за двери тонкіе голоса дѣтей.—Пустить, дядюшка, хорошій!
Звонарь сердито кинулся къ двери и неистово застучалъ кулаками по желѣзной обшивкѣ.
— Пошли, пошли, проклятые… Чтобъ васъ громомъ убило,—кричалъ онъ, хрипя и какъ-то захлебываясь отъ злости…
— Слѣпой чортъ,—отвѣтили вдругъ нѣсколько звонкихъ голосовъ, и за дверью раздался быстрый топотъ десятка босыхъ ногъ…
Звонарь прислушался и перевелъ духъ.
— Погибели на васъ нѣтъ… на проклятыхъ… чтобъ васъ
