А Петръ все молчалъ, приподнявъ кверху слѣпые глаза, и все будто прислушивался къ чему-то. Въ его душѣ подымались, какъ расколыхавшіяся волны, самыя разнообразныя ощущенія. Приливъ невѣдомой жизни подхватывалъ его, какъ подхватываетъ волна на морскомъ берегу долго и мирно стоявшую на пескѣ лодку… На лицѣ виднѣлось удивленіе, вопросъ, и еще какое-то особенное возбужденіе проходило по немъ быстрыми тѣнями. Слѣпые глаза казались глубокими и темными.
Одну минуту можно было подумать, что онъ не находитъ въ своей душѣ того, къ чему прислушивается съ такимъ жаднымъ вниманіемъ. Но потомъ, хотя все съ тѣмъ же удивленнымъ видомъ и все какъ будто не дождавшись чего-то, онъ дрогнулъ, тронулъ клавиши и, подхваченный новой волной нахлынувшаго чувства, отдался весь плавнымъ, звонкимъ и пѣвучимъ аккордамъ…
Пользоваться нотами слѣпому вообще трудно. Онѣ отдавливаются, какъ и буквы, рельефомъ, при чемъ тоны обозначаются отдѣльными знаками и ставятся въ одинъ рядъ, какъ строчки книги. Чтобы обозначить тоны, соединенные въ аккордъ, между ними ставятся восклицательные знаки. Понятно, что слѣпому приходится заучивать ихъ наизусть, при томъ отдѣльно для каждой руки. Такимъ образомъ, это—очень сложная и трудная работа; однако, Петру и въ этомъ случаѣ помогала любовь къ отдѣльнымъ составнымъ частямъ этой работы. Заучивъ на память по нѣсколько аккордовъ для каждой руки, онъ садился за фортепіано, и, когда изъ соединенія этихъ выпуклыхъ іероглифовъ вдругъ неожиданно для него самого складывались стройныя созвучія, это доставляло ему такое наслажденіе и представляло столько живого интереса, что этимъ сухая работа скрашивалась и даже завлекала.
Тѣмъ не менѣе, между изображенною на бумагѣ пьесой и ея исполненіемъ ложилось въ этомъ случаѣ слишкомъ много промежуточныхъ процессовъ. Пока знакъ воплощался въ мелодію, онъ долженъ былъ пройти черезъ руки, закрѣпиться въ памяти и затѣмъ совершить обратный путь къ концамъ играющихъ пальцевъ. При томъ сильно развитое музыкальное воображеніе слѣпого вмѣшивалось въ сложную работу заучиванія и налагало на чужую пьесу замѣтный личный отпечатокъ. Формы, въ какія успѣло отлиться музыкальное чувство Петра, были именно тѣ, въ какихъ ему впервые явилась мелодія, въ какія отливалась затѣмъ игра его матери. Это были
