да шопотъ травы или неопредѣленные вздохи степного вѣтра. Все это особеннымъ образомъ гармонировало съ глубиной его душевнаго настроенія. Насколько онъ могъ понимать природу, тутъ онъ понималъ ее вполнѣ и до конца. Тутъ она не тревожила его никакими опредѣленными и неразрѣшимыми вопросами; тутъ этотъ вѣтеръ вливался ему прямо въ душу, а трава, казалось, шептала ему тихія слова сожалѣнія, и, когда душа юноши, настроившись въ ладъ съ окружающею тихою гармоніей, размягчалась отъ теплой ласки природы, онъ чувствовалъ, какъ что-то подымается въ груди, прибывая и разливаясь по всему его существу. Онъ припадалъ тогда къ сыроватой, прохладной травѣ и тихо плакалъ, но въ этихъ слезахъ не было горечи. Иногда же онъ бралъ дудку и совершенно забывался, подбирая задумчивый мелодіи къ своему настроенію и въ ладъ съ тихою гармоніей степи.
Понятно, что всякій человѣческій звукъ, неожиданно врывавшійся въ это настроеніе, дѣйствовалъ на него болѣзненнымъ, рѣзкимъ диссонансомъ. Общеніе въ подобныя минуты возможно только съ очень близкою, дружескою душой, а у мальчика былъ только одинъ такой другъ его возраста, именно—бѣлокурая дѣвочка изъ поссесорской усадьбы…
И эта дружба крѣпла все больше, отличаясь полною взаимностью. Если Эвелина вносила въ ихъ взаимныя отношенія свое спокойствіе, свою тихую радость, сообщала слѣпому новые оттѣнки окружающей жизни, то и онъ, въ свою очередь, давалъ ей… свое горе. Казалось, первое знакомство съ нимъ нанесло чуткому сердцу маленькой женщины кровавую рану: выньте изъ раны кинжалъ, нанесшій ударъ, и она истечетъ кровью. Впервые познакомившись на холмикѣ въ степи со слѣпымъ мальчикомъ, маленькая женщина ощутила острое страданіе сочувствія, и теперь его присутствіе становилось для нея все болѣе необходимымъ. Въ разлукѣ съ нимъ рана будто раскрывалась вновь, боль оживала, и она стремилась къ своему маленькому другу, чтобы неустанною заботой утолить свое собственное страданіе.
Однажды въ теплый осенній вечеръ оба семейства сидѣли на площадкѣ передъ домомъ, любуясь звѣзднымъ небомъ, синѣвшимъ глубокою лазурью и горѣвшимъ огнями. Слѣпой, по обыкновенію, сидѣлъ рядомъ съ своею подругой около матери.
Всѣ на минуту смолкли. Около усадьбы было совсѣмъ тихо; только листья по временамъ, чутко встрепенувшись, бормотали что-то невнятное и тотчасъ же смолкали.
