Это увлеченіе музыкой стало центромъ его умственнаго роста; оно заполняло и разнообразило его существованіе. Максимъ пользовался имъ, чтобы знакомить мальчика съ исторіей его страны, и вся она прошла передъ воображеніемъ слѣпого, сплетенная изъ звуковъ. Заинтересованный пѣсней, онъ знакомился съ ея героями, съ ихъ судьбой, съ судьбой своей родины. Отсюда начался интересъ къ литературѣ, и на девятомъ году Максимъ приступилъ къ первымъ урокамъ. Умѣлые уроки Максима (которому пришлось изучить для этого спеціальные пріемы обученія слѣпыхъ) очень нравились мальчику. Они вносили въ его настроеніе новый элементъ—опредѣленность и ясность, уравновѣшивавшія смутныя ощущенія музыки.
Такимъ образомъ, день мальчика былъ заполненъ, нельзя было пожаловаться на скудость получаемыхъ имъ впечатлѣній. Казалось, онъ жилъ полною жизнью, насколько это возможно для ребенка. Казалось также, что онъ не сознаетъ и своей слѣпоты.
А, между тѣмъ, какая-то странная, недѣтская грусть, все-таки, сквозила въ его характерѣ. Максимъ приписывалъ это недостатку дѣтскаго общества и старался пополнить этотъ недостатокъ.
Деревенскіе мальчики, которыхъ приглашали въ усадьбу, дичились и не могли свободно развернуться. Кромѣ непривычной обстановки, ихъ не мало смущала также и слѣпота „панича“. Они пугливо посматривали на него и, сбившись въ кучу, молчали или робко перешептывались другъ съ другомъ. Когда же дѣтей оставляли однихъ въ саду или въ полѣ, они становились развязнѣе и затѣвали игры, но при этомъ оказывалось, что слѣпой какъ-то оставался въ сторонѣ и грустно прислушивался къ веселой вознѣ товарищей.
По временамъ Іохимъ собиралъ ребятъ вокругъ себя въ кучу и начиналъ разсказывать имъ веселыя присказки и сказки. Деревенскіе ребята, отлично знакомые и съ глуповатымъ хохлацкимъ чертомъ, и съ плутовками-вѣдьмами, пополняли эти разсказы изъ собственнаго запаса, и вообще эти бесѣды шли очень оживленно. Слѣпой слушалъ ихъ съ большимъ вниманіемъ и интересомъ, но самъ смѣялся рѣдко. Повидимому, юморъ живой рѣчи въ значительной степени оставался для него недоступнымъ и не мудрено: онъ не могъ видѣть ни лукавыхъ огоньковъ въ глазахъ разсказчика, ни смѣющихся морщинъ, ни подергиванія длинными усами.
