Страница:Полное собрание сочинений В. Г. Короленко. Т. 3 (1914).djvu/36

Эта страница была вычитана


мужицкая пѣсня тоже намъ не по вкусу придется, пане?—уязвилъ онъ слегка собесѣдника.

— Ну, не бреши по пустому,—сказалъ Максимъ.—Пѣсня хорошая—не дудкѣ чета, если только человѣкъ умѣетъ пѣть какъ слѣдуетъ. Вотъ послушаемъ, Петрусю, Іохимову пѣсню. Поймешь ли ты только, малый?

— А это будетъ „хлопская“ пѣсня?—спросилъ мальчикъ.—Я понимаю „по-хлопски“.

Максимъ вздохнулъ. Онъ былъ романтикъ и когда-то мечталъ о новой сѣчи.

— Эхъ, малый! Это не хлопскія пѣсни… Это пѣсни сильнаго, вольнаго народа. Твои дѣды по матери пѣли ихъ на степяхъ по Днѣпру, и по Дунаю, и на Черномъ морѣ… Ну, да ты поймешь это когда-нибудь, а теперь,—прибавилъ онъ задумчиво,—боюсь я другого…

Дѣйствительно, Максимъ боялся другого непониманія. Онъ думалъ, что яркіе образы пѣсеннаго эпоса требуютъ непремѣнно зрительныхъ представленій, чтобы говорить сердцу. Онъ боялся, что темная голова ребенка не въ состояніи будетъ усвоить картиннаго языка народной поэзіи. Онъ забылъ, что древніе баяны, что украинскіе кобзари и бандуристы были, по большей части, слѣпые. Правда, тяжкая доля, увѣчье заставляли нерѣдко брать въ руки лиру или бандуру, чтобы просить съ нею подаянія. Но не все же это были только нищіе и ремеслѣнники съ гнусавыми голосами, и не всѣ они лишились зрѣнія только подъ старость. Слѣпота застилаетъ видимый міръ темною завѣсой, которая, конечно, ложится на мозгъ, затрудняя и угнетая его работу, но все же изъ наслѣдственныхъ представленій и изъ впечатлѣній, получаемыхъ другими путями, мозгъ творитъ въ темнотѣ свой собственный міръ, грустный, печальный и сумрачный, но не лишенный своеобразной, смутной поэзіи.

XII.

Максимъ съ мальчикомъ усѣлись на сѣнѣ, а Іохимъ прилегъ на свою лавку (эта поза наиболѣе соотвѣтствовала его артистическому настроѣнію) и, подумавъ съ минуту, запѣлъ. Случайно или по чуткому инстинкту выборъ его оказался очень удачнымъ. Онъ остановился на исторической картинѣ:

Ой, тамъ на горі, тай женці жнуть.

Всякому, кто слышалъ эту прекрасную народную пѣсню въ надлѣжащемъ исполненіи, навѣрное врѣзался въ памяти ея старинный мотивъ, высокій, протяжный, будто подерну-