сердце раскаленною проволокой, прожегъ шесть круглыхъ отверстій, прорѣзалъ наискось седьмое и плотно заткнулъ одинъ конецъ деревянною затычкой, оставивъ въ ней косую узенькую щелку. Затѣмъ она цѣлую недѣлю висѣла на бичевкѣ, при чемъ ее грѣло солнцемъ и обдавало звонкимъ вѣтромъ. Послѣ этого онъ старательно выстругалъ ее ножомъ, почистилъ стекломъ и крѣпко обтеръ кускомъ грубаго сукна. Верхушка у нея была круглая, отъ середины шли ровныя, точно отполированныя грани, по которымъ онъ выжегъ съ помощью изогнутыхъ кусочковъ желѣза разные хитрые узоры. Попробовавъ ее нѣсколькими быстрыми переливами гаммы, онъ взволнованно мотнулъ головой, крякнулъ и торопливо спряталъ въ укромное мѣстечко, около своей постели. Онъ не хотѣлъ дѣлать перваго музыкальнаго опыта среди дневной суеты. За то въ тотъ же вечеръ изъ конюшни полились нѣжныя, задумчивыя, переливчатыя и дрожащія трели. Іохимъ былъ совершенно доволенъ своей дудкой. Казалось, она была частью его самого; звуки, которые она издавала, лились будто изъ собственной его согрѣтой и разнѣженной груди, и каждый изгибъ его чувства, каждый оттѣнокъ его скорби тотчасъ же дрожалъ въ чудесной дудкѣ, тихо срывался съ нея и звучно несся вслѣдъ за другими, среди чутко слушавшаго вечера.
Теперь Іохимъ былъ влюбленъ въ свою дудку и праздновалъ съ ней свой медовый мѣсяцъ. Днемъ онъ аккуратно справлялъ обязанности конюха, водилъ лошадей на водопой, запрягалъ ихъ, выѣзжалъ съ „паней“, или съ Максимомъ. По временамъ, когда онъ заглядывалъ въ сторону сосѣдняго села, гдѣ жила жестокая Марья, тоска начинала сосать его сердце. Но съ наступленіемъ вечера онъ забывалъ обо всемъ мірѣ и даже образъ чернобровой дѣвушки застилался будто туманомъ. Этотъ образъ терялъ свою жгучую опредѣленность, рисовался передъ нимъ въ какомъ-то смутномъ фонѣ и лишь настолько, чтобы придавать задумчиво-грустный характеръ напѣвамъ чудесной дудки.
Въ такомъ музыкальномъ экстазѣ, весь изливаясь въ дрожащихъ мелодіяхъ, лежалъ Іохимъ въ конюшнѣ и въ тотъ вечеръ. Музыкантъ успѣлъ совершенно забыть не только жестокую красавицу, но даже потерялъ изъ вида собственное свое существованіе, какъ вдругъ онъ вздрогнулъ и приподнялся на своей постели. Въ самомъ патетическомъ мѣстѣ онъ почувствовалъ, какъ чья-то маленькая рука быстро про-
