дать надо ихнія трубы… Вишь, нацѣлились въ Бога!.. Отъ этого всей нашей странѣ можетъ гибель произойти. Шутка ли: Господь знаменіе посылаетъ, а они въ небо трубами… А какъ Онъ, Батюшко, прогнѣвается, да вдругь сюда, въ это самое мѣсто, полыхнетъ молоньей?..
— Да, вѣдь, это сейчасъ пройдетъ, — говорю я.
— Пройдетъ, говоришь? Должны мы живы остаться? — Онъ спрашиваетъ, какъ человѣкъ, потерявшій планъ дѣйствій и тяготѣющій ко всякому рѣшительно высказываемому убѣжденію.
— Конечно, пройдетъ, и даже очень скоро.
— А какъ?
Я смотрю на часы.
— Да, должно-быть, менѣе минуты еще.
— Меньше минуты? И это узнали! Ахъ ты, Господи-Боже!..
Прошло не болѣе 15 секундъ. Всѣ мы стояли вмѣстѣ, поднявъ глаза кверху, туда, гдѣ все еще продолжалась молчаливая борьба свѣта и тьмы, какъ вдругъ вверху, съ правой стороны, вспыхнула искорка, и сразу лица моихъ собесѣдниковъ освѣтились. Такъ же внезапно, какъ прежде онъ набѣжалъ на насъ, мракъ убѣгаетъ теперь къ сѣверу. Темное покрывало взметнулось гигантскимъ взмахомъ въ безпредѣльныхъ пространствахъ, пробѣжало по волнистымъ очертаніямъ облаковъ и исчезло. Свѣтъ струится теперь, послѣ темноты, еще ярче и веселѣе прежняго разливаясь побѣднымъ сіяніемъ. Теперь земля одѣлась опять въ тѣ же блѣдныя тѣни и странные цвѣта, но они производятъ другое впечатлѣніе: то было угасаніе и смерть, а теперь наступало возрожденіе…
Солнце, солнце!.. Я не подозрѣвалъ, что и на меня его новое появленіе произведетъ такое сильное, такое облегчакщее, такое отрадное впечатлѣніе, близкое къ благоговѣнію, къ преклоненію, къ молитвѣ… Что это было: отзвукъ стараго, залегающаго въ далекихъ глубинахъ каждаго человѣческаго сердца преклоненія передъ источникомъ свѣта, или, проще, я почувствовалъ въ эту минуту, что этотъ первый проблескъ прогналъ прочь густо столнившіеся призраки предразсудка, предубѣжденія, вражду этой толпы?.. Мелькнулъ свѣтъ — и мы стали опять братьями… Да, не знаю, что это было, но только и мой вздохъ присоединился къ общему облегченному вздоху толпы… Мрачный великанъ стоялъ съ поднятымъ кверху лицомъ, на которомъ разливалось отраженіе рождавшагося свѣта. Онъ улыбался.
— Ахъ ты, Б-боже мой!.. — повторилъ онъ уже съ другимъ,
