— Охъ, не говори, родимый!.. Что и будетъ! Напуганы мы, милый, то-есть до того напуганы… Ноченьку всеё не спали.
— Чѣмъ же напуганы?
— Да все планидой этой.
Она поворачиваетъ ко мнѣ лицо, разбухшее отъ безсонницы и искаженное страхомъ. Воспаленные глаза смотрятъ съ оттѣнкомъ какой-то надежды на чужого человѣка, спокойно относящаго'ся къ грозному явленію.
— Сказывали вотъ тоже: солнце съ другой стороны поднимется, земли будетъ трясеніе, люди не станутъ узнавать другъ дружку… А тамъ и міру скончаніе…
Она глядитъ то на меня, то на древняго старца, молчаливо стоящаго рядомъ, опираясь на посохъ. Онъ смотритъ изъ-подъ насупленныхъ бровей глубоко сидящими угрюмыми глазами, и я сильно подозрѣваю, что это именно онъ почерпнулъ эти мрачныя пророчества въ какой-нибудь древней книгѣ, въ изъѣденномъ молью кожаномъ переплетѣ. Половина пророчества не оправдалась: солнце поднимается въ обычномъ мѣстѣ. Старецъ молчитъ, и по его лицу трудно разобрать, доволенъ ли онъ, какъ и прочіе безхитростные люди, или, быть можетъ, онъ предпочелъ бы, чтобы солнце сошло съ предначертаннаго пути и міръ пошатнулся, лишь бы авторитетъ кожанаго переплета остался незыблемъ. Все время онъ стоялъ молча и затѣмъ молча же удалился, не подѣлившись болѣе ни съ кѣмъ своею дряхлою думой.
— Полно-те, — успокаиваю я напуганныхъ до истерики женщинъ, — только и будетъ, что солнце затмится.
— А потомъ… Что же, опять покажется, или ужъ… вовсе?..
— Конечно, опять покажется.
— И я думаю такъ, что пустяки говорятъ все, — замѣчаотъ другая побойчѣе. — Пленета, планета, а что жъ такое? Все отъ Бога. Богъ захочетъ — и безъ планеты погибнемъ, а не захочетъ — и съ планетой живы останемся.
— Пожалуй, и пустое все, а страшно, — слезливо говоритъ опять первая. — Вотъ и солнышко въ своемъ мѣстѣ взошло, какъ и всегда, а всетаки же… Господи-и… Сердешное ты наше-сё… На зорькѣ на самой не весело подымалосъ, а теперь, гляди, играетъ роди-и-и-мое…
Действительно, изъ-за тучи опять слабо, точно улыбка больного, брызнуло нѣсколько золотыхъ лучей, освѣтило какія-то туманныя формы въ облакахъ и погасло. Женщины умиленно смотрятъ туда, съ выраженіемъ какой-то особеиной жалости къ солнцу, точно къ близкому существу, которому грозитъ опасность. А невдалекѣ трубы и колеса стоятъ въ ожиданіи, точно приготовленія къ опасной операціи…
