зѣвакъ. Толпа „отдаетъ назадъ“ и останавливается какъ-то пассивно въ томъ мѣстѣ, гдѣ ее оставляютъ полицейскіе. Ея настроеніе неопредѣленно. Фабричный — человѣкъ тертый. Онъ сомнѣвается, недоумѣваетъ, отчасти опасается, но свои опасенія выражаетъ только колкою насмѣшкой; ребятамъ и подросткамъ просто любопытно, а можетъ быть они уже кое-что слышали въ школѣ. Настоящій же страхъ и прямое нерасположеніе къ „ученымъ“ и „иностраннымъ народамъ“ заключились въ стѣнахъ этихъ избушекъ, по окраинамъ, гдѣ робко мерцаютъ всю ночъ лампадки…
Говорили, что наканунѣ собиралисъ было кое-кто разметать инструменты и прогнатъ остроумовъ, почему начальство и приняло свои мѣры.
Свѣтаетъ все болѣе. На востокѣ стоятъ почти неподвижно густыя дальнія облака, залегшія надъ горизонтомъ. Повыше плывутъ темныя, но уже не такія тяжелыя тучи, а подъ ними, клубясъ и быстро сколъзя по направленію къ югу, несутся невысоко надъ землей отдѣльные клочки утренняго тумана. Эти три слоя облаковъ то сгущаются, заволакивая небо, то разрѣжаются, обѣщая кое-гдѣ просвѣты.
Вотъ образоваласъ яркая щелъ, точно въ стѣнѣ темнаго сарая на разсвѣтѣ; нѣсколько лучей столбами прорвались въ нее, передвинулись радіусами и потухли. Но свѣтъ отъ нихъ остался. Рѣка еще болѣе побѣлѣла, противоположный берегъ приблизился, и огонъ пожара, лѣниво догоравшаго на той сторонѣ Волги, сталъ меркнуть: очевидно, за далънею тучей всходило солнце.
Я пошелъ вдолъ волжскаго берега.
Небольшіе домишки, огороды, переулки, кончавшіеся на береговыхъ пескахъ, — все это выступаетъ яснѣе въ бѣлесой утренней мглѣ. И всюду замѣтно робкое движеніе, чувствуется тревожная ночъ, проведенная безъ сна. То скрипнетъ дверъ, то тихо отворится калитка, то сгорблеппая фигура плетется отъ дома къ дому по огородамъ. Въ одномъ мѣстѣ, на углу, прижавшисъ къ забору, стоятъ двѣ женщины. Одна смотритъ на востокъ слезящимися глазами и что-то тихо причитаетъ. Дряхлый старикъ, опираясъ на палку, ковыляетъ изъ переулка и молча присоединяется къ этой группѣ. Всѣ взгляды обращены туда, гдѣ за меланхолическою тучей предполагается солнце.
— Ну, что, тетушка, — обращаюсь я къ плачущей, — затменія ждете?
