посредственное побужденіе, заставлявшее ее кидаться, сломя голову, при каждомъ жалобномъ крикѣ ребенка. Спустя нѣсколько мѣсяцевъ послѣ этого разговора, мальчикъ свободно и быстро ползалъ по комнатамъ, настораживая слухъ навстрѣчу всякому звуку и, съ какою-то необычною въ другихъ дѣтяхъ живостью, ощупывалъ всякій предметъ, попадавшій въ руки.
Мать онъ скоро научился узнавать по походкѣ, по шелесту платья, по какимъ-то еще, ему одному доступнымъ, неуловимымъ для другихъ признакамъ: сколько бы ни было въ комнатѣ людей, какъ бы они ни передвигались, онъ всегда направлялся безошибочно въ ту сторону, гдѣ она сидѣла. Когда она неожиданно брала его на руки, онъ все же сразу узнавалъ, что сидитъ у матери. Когда же его брали другіе, онъ быстро начиналъ ощупывать своими рученками лицо взявшаго его человѣка, и тоже скоро узнавалъ няньку, дядю Максима, отца. Но если онъ попадалъ къ человѣку незнакомому, тогда движенія маленькихъ рукъ становились медленнѣе: мальчикъ осторожно и внимательно проводилъ ими по незнакомому лицу, и его черты выражали напряженное вниманіе; онъ какъ будто „вглядывался“ кончиками своихъ пальцевъ.
По натурѣ онъ былъ очень живымъ и подвижнымъ ребенкомъ, но мѣсяцы шли за мѣсяцами, и слѣпота все болѣе налагала свой отпечатокъ на темпераментъ мальчика, начинавшій опредѣляться. Живость движеній понемногу терялась; онъ сталъ забиваться въ укромные уголки и сидѣлъ тамъ по цѣлымъ часамъ смирно, съ застывшими чертами лица, какъ будто къ чему-то прислушиваясь. Когда въ комнатѣ бывало тихо, и смѣна разнообразныхъ звуковъ не развлекала его вниманія, ребенокъ, казалось, думалъ о чемъ-то съ недоумѣлымъ и удивленнымъ выраженіемъ на красивомъ и не по-дѣтски серьезномъ лицѣ.
Дядя Максимъ угадалъ: тонкая и богатая нервная организація мальчика брала свое и воспріимчивостью къ ощущеніямъ осязанія и слуха какъ бы стремилась возстановить до извѣстной степени полноту своихъ воспріятій. Всѣхъ удивляла поразительная тонкость его осязанія. По временамъ казалось даже, что онъ не чуждъ ощущенія цвѣтовъ; когда ему въ руки попадали ярко окрашенные лоскутья, онъ дольше останавливалъ на нихъ тонкіе пальцы, и по лицу его проходило выраженіе удивительнаго вниманія. Однако, со вре-
