Тьма и молчаніе… Какіе-то смутные призраки пытаются еще возродиться изъ глубокаго мрака, но они не имѣютъ уже ни формы, ни тона, ни цвѣта… Только гдѣ-то далеко, внизу зазвенѣли переливы гаммы, пестрыми рядами прорѣзали тьму и тоже скатились въ пространство..........
Тогда вдругъ внѣшніе звуки достигли его слуха въ своей обычной формѣ. Онъ будто проснулся, но все еще стоялъ, озаренный и радостный, сжимая руки матери и Максима.
— Что это съ тобой?—спросила мать встревоженнымъ голосомъ.
— Ничего… мнѣ кажется, что я… видѣлъ васъ всѣхъ. Я вѣдь… не сплю?
— А теперь?—взволнованно спросила она.—Помнишь ли ты, будешь ли помнить?
Слѣпой глубоко вздохнулъ.
— Нѣтъ,—отвѣтилъ онъ съ усиліемъ.—Но это ничего, потому что… Я отдалъ все это… ему… ребенку и… и всѣмъ…
Онъ пошатнулся и потерялъ сознаніе. Его лицо поблѣднѣло, но на немъ все еще блуждалъ отблескъ радостнаго удовлетворенія.
Прошло три года.
Многочисленная публика собралась въ Кіевѣ, во время „Контрактовъ“[1], слушать оригинальнаго музыканта. Онъ былъ слѣпъ, но молва передавала чудеса объ его музыкальномъ талантѣ и о его личной судьбѣ. Говорили, будто въ дѣтствѣ онъ былъ похищенъ изъ зажиточной семьи бандой слѣпцовъ, съ которыми бродилъ, пока извѣстный профессоръ не обратилъ вниманія на его замѣчательный музыкальный талантъ. Другіе передавали, что онъ самъ ушелъ изъ семьи къ нищимъ изъ какихъ-то романтическихъ побужденій. Какъ бы то ни было, контрактовая зала была набита биткомъ, и сборъ (имѣвшій неизвѣстное публикѣ благотворительное назначеніе) былъ полный.
Въ залѣ настала глубокая тишина, когда на эстрадѣ появился молодой человѣкъ съ красивыми большими глазами и блѣднымъ лицомъ. Никто не призналъ бы его слѣпымъ, если-бъ эти глаза не были такъ неподвижны и если-бъ его не вела молодая бѣлокурая дама, какъ говорили, жена музыканта.
- ↑ Напомнимъ, что „Контрактами“ называютъ кіевскую ярмарку.
