дѣлилъ, чувствовалъ ее внѣ себя, во всей ея необъятности. Она надвигалась на него, онъ охватывалъ ее воображеніемъ, какъ будто мѣряясь съ нею. Онъ вставалъ ей на встрѣчу, желая защитить своего ребенка отъ этого необъятнаго, колеблющагося океана непроницаемой тьмы.
И, пока докторъ въ молчаніи дѣлалъ свои приготовленія, онъ все находился въ этомъ состояніи. Онъ боялся и прежде, но прежде въ его душѣ жили еще признаки надежды. Теперь страхъ, томительный и ужасный, достигъ крайняго напряженія, овладѣвъ возбужденными до послѣдней степени нервами, а надежда замерла, скрывшись гдѣ-то въ глубокихъ тайникахъ его сердца. И вдругъ эти два слова: „ребенокъ видитъ!“— перевернули его настроеніе. Страхъ мгновенно схлынулъ, надежда также мгновенно превратилась въ увѣренность, освѣтивъ чутко приподнятый душевный строй слѣпого. Это былъ внезапный переворотъ, настоящій ударъ, ворвавшійся въ темную душу поражающимъ, яркимъ, какъ молнія, лучомъ. Два слова доктора будто прожгли въ его мозгу огненную дорогу… Будто искра вспыхнула гдѣ-то внутри и освѣтила послѣдніе тайники его организма… все въ немъ дрогнуло, и самъ онъ задрожалъ, какъ дрожитъ туго натянутая струна подъ внезапнымъ ударомъ.
И вслѣдъ за этой молніей передъ его потухшими еще до рожденія глазами вдругъ зажглись странные призраки. Были ли это лучи, или звуки, онъ не отдавалъ себѣ отчета. Это были звуки, которые оживали, принимали формы и двигались лучами. Они сіяли, какъ куполъ небеснаго свода, они катились, какъ яркое солнце по небу, они волновались, какъ волнуется шопотъ и шелестъ зеленой степи, они качались, какъ вѣтви задумчивыхъ буковъ.
Это было только первое мгновеніе, и только смѣшанныя ощущенія этого мгновенія остались у него въ памяти. Все остальное онъ впослѣдствіи забылъ. Онъ только упорно утверждалъ, что въ эти нѣсколько мгновеній онъ видѣлъ.
Что именно онъ видѣлъ, и какъ видѣлъ, и видѣлъ ли дѣйствительно,—осталось совершенно неизвѣстнымъ. Многіе говорили ему, что это невозможно, но онъ стоялъ на своемъ, увѣряя, что видѣлъ небо и землю, мать, жену и Максима.
Въ теченіе нѣсколькихъ секундъ онъ стоялъ съ приподнятымъ кверху и просвѣтлѣвшимъ лицомъ. Онъ былъ такъ страненъ, что всѣ невольно обратились къ нему, и кругомъ все смолкло. Всѣмъ казалось, что человѣкъ, стоявшій среди комнаты, былъ не тотъ, котораго они такъ хорошо знали, а
