Въ одномъ мѣстѣ мнѣ пришлось прижаться къ завалинкѣ зданія, чтобы обойти одну изъ такихъ лужъ, широкую, какъ озеро. Вдругъ я почувствовалъ, что кто-то схватилъ меня за ногу. Это было такъ неожиданно и фантастично, точно вдругъ протянулась изъ озера рука сказочнаго водяного. Я вздрогнулъ.
Оказалось, что въ лужѣ лежитъ самымъ беззаботнымъ образомъ мой хорошій знакомый, печникъ Карпъ.
— Карпъ Ивановичъ! Да это ты? —- спросилъ я, приглядываясь къ широчайшей шляпѣ, единственной во всей слободкѣ, по которой безошибочно можно было узнать Карпа даже въ такихъ исключительныхъ обстоятельствахъ.
Карпъ благодушно засмѣялся.
— Што!.. Испужался, ха-ха-ха!..
— Зачѣмъ же это ты забрался въ лужу? — спросилъ я съ удивленіемъ.
— Такой у меня, братецъ, карахтеръ, — отвѣтилъ Карпъ, съ сознаніемъ полной удовлетворительности этого объясненія…
Карпъ былъ печникъ, и печникъ очень хорошій. „Золотыя руки!“ — говорили про него, и мастерство Карпа считалось почетнымъ въ этой сторонѣ, гдѣ русскія печи были только въ городѣ, а кругомъ дымились еще курныя избы. Вотяки побогаче начинали и у себя выводить трубы, и работа у Карпа не переводилась. У него водились доньги, и онъ считался однимъ изъ лучшихъ жениховъ въ слободкѣ.
Но въ одинъ прекрасный день Карпу стало скучно… такъ, безъ особенной причины, — и онъ запилъ. Прокутилъ самымъ безтолковымъ образомъ всѣ сбереженія, пропилъ часы съ цѣпочкой, три пары клѣтчатыхъ брюкъ, жилетки, пиджаки и пальто. Отъ прежней роскоши у него осталась только шляпа, широкія поля которой обвисли, какъ у факельщика. Онъ вѣчно шатался въ ней по слободкѣ пьяненькій и съ бутылкой водки въ карманѣ, накидываясь на проходящихъ съ грубыми окриками. Но стоило взглянуть на маленькіе добродушные глазки, глядѣвшіе изъ-подъ шляпы этого слободского бандита, чтобы понять, что этотъ странный крикунъ — добродушнѣйшее существо въ мірѣ. Дѣло всегда кончалось тѣмъ, что Карпъ грознымъ голосомъ приглашалъ выпить съ нимъ стаканъ водки. Бутылка всегда торчала изъ кармана его пиджака.
Въ слободкѣ Карпа любили, и никого не удивлялъ его странный „карахтеръ“, заставлявшій этого человѣка барахтаться въ лужахъ. Слободка чувствовала въ немъ одинъ изъ замѣтныхъ мотивовъ собственной жизни.
Купецъ Шкиларовъ пріѣзжалъ изъ города, чтобы прово-
