временамъ синій дымокъ докторской трубки, и сказалъ долгоусому: „ну, ну, скорѣе!“ Около низкихъ оконъ Уляницкаго, занавѣшенныхъ и уставленныхъ геранью, онъ вдругъ зашевелился и крикнулъ:
— До свиданья, благодѣтель… Я знаю прошедшее, настоящее и будущее, какъ пять пальцевъ моей правой руки… которой у меня, впрочемъ, нѣтъ… ха-ха! Которой у меня нѣтъ, милостивый мой благодѣтель… Но это не мѣшаетъ мнѣ знать прошедшее, настоящее и будущее!
Затѣмъ телѣжка выкатилась за ворота…
Какъ будто сговорившись, мы съ братомъ бѣгомъ обогнули флигель и вышли на небольшой задній дворикъ за домами. Переулокъ, обогнувъ большой домъ, подходилъ къ этому мѣсту, и мы могли здѣсь еще разъ увидѣть феномена. Дѣйствительно, черезъ полъ-минуты въ переулкѣ показалась долговязая фигура, тащившая телѣжку. Феноменъ сидѣлъ, опустившись. Лицо у него казалось усталымъ, но было теперь проще, будничнѣе и пріятнѣе.
Съ другой стороны, навстрѣчу, въ переулокъ вошелъ старый нищій, съ дѣвочкой лѣтъ восьми. Долгоусый кинулъ на нищаго взглядъ, въ которомъ на мгновеніе отразилось безпокойство, но тотчасъ же онъ принялъ беззаботный видъ, сталъ безпечно глядѣть по верхамъ и даже какъ-то некстати и фальшиво затянулъ вполголоса пѣсню. Феноменъ наблюдалъ всѣ эти наивныя эволюціи товарища, и глаза его искрились саркастической усмѣшкой.
— Матвѣй!—окликнулъ онъ, но такъ тихо, что долгоусый только прибавилъ шагу.
— Матвѣй!
Долгоусый остановился, посмотрѣлъ на феномена и какъ-то просительно произнесъ:
— А! Ей-Богу, глупство!..
— Доставай,—кратко сказалъ феноменъ.
— Ну!
— Доставай.
— Ну-у?— совсѣмъ жалобно протянулъ долгоусый, однако, полѣзъ въ карманъ.
— Не тамъ,—сказалъ холодно феноменъ.—Сороковецъ доктора у тебя въ правомъ карманѣ… Дѣдушка, постой на минуту.
Нищій остановился, снялъ шляпу и уставился въ него своими выцвѣтшими глазами. Долгоусый, съ видомъ человѣка, смертельно оскорбленнаго, досталъ серебряную монету и кинулъ въ шляпу старика.
