сквозь застлавшую ихъ тусклую оболочку, блеснула какъ будто искорка проснувшейся памяти.
— Вотъ я тебѣ разскажу, хлопче, лѣсную нашу бывальщину. Было тутъ разъ, на самомъ этомъ мѣстѣ, давно… Помню я… ровно сонъ, а какъ зашумитъ лѣсъ погромче, то и все вспоминаю… Хочешь, разскажу тебѣ, а?
— Хочу, хочу, дѣду! Разсказывай!
— Такъ и разскажу-же, эге! Слушай вотъ!
У меня, знаешь, батько съ матерью давно померли, я еще малымъ хлопчикомъ былъ… Покинули они меня на свѣтѣ одного. Вотъ оно какъ со мною было, эге! Вотъ громада и думаетъ: „что-же намъ теперь съ этимъ хлопчикомъ дѣлать?“ Ну, и панъ тоже себѣ думаетъ… И пришелъ на тотъ разъ изъ лѣсу лѣсникъ Романъ, да и говоритъ громадѣ: „Дайте мнѣ этого хлопца въ сторожку, я его буду кормить… Мнѣ въ лѣсу веселѣе, и ему хлѣбъ“… Вотъ онъ какъ говоритъ, а громада ему отвѣчаетъ: „бери!“ Онъ и взялъ. Такъ я съ тѣхъ самыхъ поръ въ лѣсу и остался.
Тутъ меня Романъ и выкормилъ. Ото-жъ человѣкъ былъ какой страшный, не дай Господи!.. Росту большого, глаза черные, и душа у него темная изъ глазъ глядѣла, потому что всю жизнь этотъ человѣкъ въ лѣсу одинъ жилъ: медвѣдь ему, люди говорили, все равно, что братъ, а волкъ—племянникъ. Всякаго звѣря онъ зналъ и не боялся, а отъ людей сторонился и не глядѣлъ даже на нихъ… Вотъ онъ какой былъ—ей-Богу, правда! Бывало, какъ онъ на меня глянетъ, такъ у меня по спинѣ будто кошка хвостомъ поведетъ… Ну, а человѣкъ былъ всетаки добрый, кормилъ меня, нечего сказать, хорошо: каша, бывало, гречневая всегда у него съ саломъ, а когда утку убьетъ, такъ и утка. Что правда, то уже правда, кормилъ-таки.
Такъ мы и жили вдвоемъ. Романъ въ лѣсъ уйдетъ, а меня въ сторожкѣ запретъ, чтобы звѣрюка не съѣла. А послѣ дали ему „жинку" Оксану.
Панъ ему жинку далъ. Призвалъ его на село, да и говоритъ: „Вотъ что, говоритъ, Рома̀сю, женись!“ Говоритъ пану Романъ сначала: „А на какого-же мнѣ біса жинка? Что мнѣ въ лѣсу дѣлать съ бабой, когда у меня ужъ и безъ того хлопецъ есть? Не хочу я, говоритъ, жениться!“ Не привыкъ онъ съ дѣвками возиться, вотъ что! Ну, да и панъ тоже хитрый былъ… Какъ вспомню про этого пана, хлопче, то и подумаю себѣ, что теперь уже такихъ нѣту,—нѣту такихъ
